Ты плоть, ты кровь моя

На первом же перекрестке с круговым движением висели указательные знаки на Олдем, Рочдейл, Стейлибридж, Аштон-андер-мать-его-Лайн. После продолжительного, почти в полчаса, ожидания появилась наконец первая машина, и Доналд сошел с тротуара, подняв руку и вытянув большой палец в нужную ему сторону, но водитель, резко вильнув, промчался через глубокую лужу и окатил его грязной водой с головы до ног.

– Ублюдок проклятый! – заорал Доналд ему вслед. – Скотина! Дерьмо!

На следующем указателе значилось: «Манчестер – 12 миль».

И начальник отдела, и ее непосредственный шеф настаивали, чтобы Пам взяла отпуск, уехала куда-нибудь ненадолго, устроила себе небольшие каникулы; можно и дома остаться, покрасить ванную, натереть пол… Все назначенные встречи, записанные в блокноте, вдруг показались ей не особенно важными; их можно перенести, поручить провести другому инспектору или вообще отложить на неопределенный срок. Если бы ей пришло в голову, что все это не имеет на самом деле совершенно никакого отношения к ее благополучию, а относится только к категории служебной необходимости, она бы, наверное, почувствовала большее удовлетворение.

А так ей просто оставалось продолжать работать, сидеть за своим столом – это ее отвлекало.

Когда двое полицейских в форме вошли в ее кабинет, она вначале решила, что Доналда поймали и что с ним что-то случилось; она не понимала, почему так подумала и чего опасалась, но почему-то была уверена, что с ним стряслось что-то скверное. Но когда они открыли то, что сначала показалось ей серым мешком для мусора, и достали оттуда ее сумку, она поняла, что это нечто гораздо менее важное.

– Узнаете?

– Конечно.

– Ваша?

– Да.

– Та самая, что у вас украли?

– Да, Шейн Доналд украл.

– Никаких сомнений?

Пам еще раз посмотрела на сумку:

– Нет. Никаких сомнений. Где это нашли?

– Не знаю, имеем ли мы право… – начал было один из полицейских.

– Возле станции техобслуживания, – сказал другой. – На шоссе М62, к западу отсюда. В мужском туалете. Он все это засунул в сливной бачок.

– Полагаю, кошелька там не было.

– Боюсь, что не было.

– Можно вас попросить идентифицировать все ваши вещи? – спросил первый.

Они достали ее вещи из другого мешка и медленно разложили в центре ее стола. Блокнот, адресная книжка, папки с делами, экземпляр книги «Как быть доброй», пара истрепанных писем, на которые она все собиралась ответить, но никак не могла выбрать для этого время; несколько блестящих голубых оберток от шоколадных батончиков «Фрутс энд натс»; зажигалка и спички, но ни следа сигарет; две черные шариковые ручки «Бик» и огрызок карандаша; гигиенические тампоны, визитные карточки, почтовые марки, ключи.

– Все ваше? – спросил один из полицейских.

– Все мое, – кивнула Пам.

– Жаль, что так получилось, – сказал второй. – Надеюсь, в сумке было не очень много денег.

– Достаточно.

Тот сочувственно улыбнулся.

– Да ладно, – весело сказала Пам. – Может, они пошли на доброе дело.

Ни один из полицейских, кажется, не оценил эту шутку – если это вообще была шутка.

– Новостей, надо полагать, никаких? – спросила она. – Про Доналда, я имею в виду.

– Не могу сказать, мисс.

Мисс? Он что, читал у нее по руке?

– Нам и не сообщат, даже если что-то будет…

– Сумку теперь можно забрать? – спросила Пам. – И вещи тоже?

Конечно. Они оба покивали, пробормотали что-то и ушли. Твидлдэм и Твидлди.[19] Она не сомневалась, что им обоим не более чем по двадцать четыре – двадцать пять. Их визит, как и множество других сигналов в последние дни, заставил ее вспомнить о собственном возрасте и вообще о смерти. Нож-то ей прямо в тело упирался, хоть и дрожал, прямо в шею, а этого вполне достаточно, чтобы убить, уж Пам-то знала.

Она с ненавистью вспоминала об этом. Она ненавидела его, этого Доналда, за то, что заставил ее вдруг ощутить себя такой… Незащищенной. Напуганной.

За то, что заставил ее сейчас испытывать ненависть.

Он купил себе булочку с беконом – два тонких кусочка жирной свинины, кетчуп стекает с обеих сторон, – а еще чай в пластмассовом стаканчике и батончик «Твикс». Напротив магазинов был небольшой парк: ряды скамеек по обе стороны от узкой дорожки, сломанные качели, на которых пытались раскачиваться несколько детей, вытоптанные площадки, где раньше была трава, а теперь осталась одна грязь. В дальнем конце, у самой дороги, – кирпичный туалет. Скамейка, которую выбрал Доналд, была больше остальных разрисована разными граффити, одна планка из спинки выломана. Он уселся, ни на кого не обращая внимания, запил остатки булочки последним глотком чая и подумал о Маккернане. Что бы тот стал делать на его, Шейна, месте? Что бы он сейчас стал делать?

Две сороки, треща, слетели с соседнего дерева, сели на землю поблизости и затеяли склоку над куском блестящей бумаги, который занесло сюда ветром из переполненных мусорных баков.

А все гораздо проще: Маккернан никогда бы ни здесь, ни в таком положении не оказался.