Она походит на реку в деревне. Все задушевней, все напевней Неторопливое журчание волны. Ни омутов, ни быстрины. Над ней навис шатер листвы древесной, Он как бы уменьшает свод небесный. Хоть неширок Ее мирок, Там, незатейливы и немудрящи,Раскрылись чашечки цветов лесных, как в чаще. Себе цены не знает настоящей Их мед, а пчелы никому Не скажут, какова цена ему. В простых заботах время пробегает; Она в углу светильник зажигает. С распущенными волосами, С цветами Домой приходит после омовенья, Чтоб на рассвете совершить моленье, В душе сосредоточенность храня. Она в оконце среди дня Глядит на пруд, на водорослей пряди,На трепет мотыльков над стекловидной гладью.Душа погружена в безмолвье смутных дум,А в воздухе разлит неясный полдня шум. Когда дневные умолкают звуки, Извилистою просекой в бамбуке, С кувшином на бедре, набросив покрывало, Она спускается к причалу Медлительной походкой. По-моему, к лицу ей имя «Кроткой».
Услада взора
К благодеянью тайной тягой Душа ее наполнена, как влагой Насыщены густые тучи Для утоленья жажды жгучей.Ашарха месяца томление под статьЕе душе, дары стремящейся отдать. Она – шатер ветвистого тамала[66], Гостеприимство, из-под покрывала Глядящее с порога: Не приведет ли путника дорога?Ресницы опустив, она постелет ложе, Чтоб отдохнул измученный прохожий.Сама – как водоем прохладный, цветом схожий С вороньим оком: В таком пруду глубоком Лучами поглощенными всегда Пронизана спокойная вода. Однако черные бутоны глаз Бывали затуманены не раз Слезами, что веселью, как страданью,Порой сопутствуют, являясь данью Душевной божеству.Ее «Усладой Взора» – назову.
Загадка
Любимый от ее коварства плачет.Она схитрит, солжет и все переиначит. За свет ему Принять случалось тьму, А белое зовет он черным И потакает прихотям притворным. Или она – лишь наважденье, Лишь благодатной осени виденье, Издалека Несущей дождевые облака? Того и жди, что молния сверкнет И благосклонный взор перечеркнет.Но ей самой в ущерб жестокая потеха:Сперва любимого прогонит взрывом смеха, Затем, наперекор себе, В безмолвной надрывается мольбе, Ушедшего зовет, полна унынья. Самой гордячке гибельна гордыня.Зачем же на ее душевном небосводе Бушует сумасбродный по природе И шалый ветер? Почему она В своих поступках будто невольна? Душа ее всегда в досаде И в неприметном для себя разладе. В пылу самоубийственного гнева Наносит милому обиду дева, Но, жалостью мгновенной сражена, К его ногам бросается она И душу изливает без остатка. Ее зовут, наверное, «Загадка».