Ты поймешь, когда повзрослеешь

Луиза приложила палец к губам, а у Марин был такой же ошеломленный вид, как и у меня – мы обе были поражены, до какой степени могут быть доверчивыми наши старики. Скажи им, что динозавр заглянет к ним на огонек, чтобы поужинать, они спросят, какое блюдо ему приготовить.

– И тогда я ему ответил, что это очень мило с его стороны, но я предпочитаю заботиться о своих пансионерах.

Лица посветлели.

– Вы хороший человек, Грегори! – сказал Пьер.

– А кроме того, еще и звезда! – добавила Люсьенна.

Грег распустил хвост, как павлин.

– А не хотели бы вы переименовать «Тамариск» и присвоить ему имя Грега, раз уж он такой замечательный, – спросила Марин и тут же рассмеялась.

– А почему бы и нет? – возразил Густав. – «Дом по уходу за стариками имени Грега». Звучит хорошо.

– В любом случае мы все вами гордимся, дорогой мой, – заявила Луиза. – Вам довелось пережить прекрасное приключение, а нам выпал шанс приобщиться к этому событию.

Грег посмотрел на Марин и улыбнулся:

– Хорошо, что хоть кто-то мной гордится…

Вместо ответа Марин обхватила его лицо руками и прижалась губами к его губам. Пансионеры застыли в изумлении: впервые Грег и Марин так открыто и публично заявили о своих отношениях. В тот момент, когда Марин разжимала свои объятия, Роза, подозревая неладное, спросила меня:

– Я не все уловила – она что, тоже актриса?

77

Марион постелила мои любимые простыни: белые с вышивкой.

Было странно вновь оказаться в этой парижской квартире, где я прожила столько месяцев. Мне казалось, что та жизнь принадлежит другому человеку, но старые привычки вновь заявили о себе, как будто эта жизнь никогда и не кончалась. Как и раньше, я села с левой стороны дивана.

– Ну как, тебе очень не хватало Парижа? – спросила Марион, вставляя капсулу в кофемашину.

– Честно говоря, я ни секунды по нему не скучала. Единственное, чего мне не хватало, так это кофеен «Старбакса», но они не идут ни в какое сравнение с океаном.

Марион закрыла глаза, запрокинув голову назад.

– Океан… Все-таки я должна обязательно к тебе приехать. Но, надеюсь, ты вернешься в Париж?

Вопрос прозвучал как пощечина.

– Ничего не решено, я даже еще не прошла собеседование.

– Нет, но я же тебя так хорошо продала! Уверена, что их устроит твоя кандидатура.

Я долго думала над этим предложением с тех пор, как Марион мне о нем рассказала. Много раз, взяв в руки телефон, я собиралась ей позвонить и попросить, чтобы она аннулировала свою просьбу. И каждый раз я вешала трубку еще до первого гудка. У меня не было никакого желания работать в Париже – как и в Риме, Бордо или Биаррице. Единственное, о чем я мечтала, остаться в «Тамариске». Но Анн-Мари объявила яснее ясного: через месяц мой контракт заканчивается. У меня не было выбора, и должность, которую я предполагала получить, казалась не самой ужасной.

– Хотя рано радоваться, – проговорила Марион, протягивая мне дымящуюся чашку.

– Да, да, ты права: рано радоваться. Меня только одно беспокоит: мне опять придется оставить своих…

– Ничего не поделаешь! Ты уже все сказала матери?

– Нет еще, но чувствую, что почти к этому готова, осталось только освободиться от нескольких зажимов. Но с другой стороны, что я ей скажу: «Ку-ку, мама, я провела восемь месяцев в двух шагах от родного дома, причем скрывала это от тебя, а теперь прощай, я опять уезжаю!»…

– Я уверена, она поймет.

– Надеюсь…

Она ласково улыбнулась мне.

– Но что же на самом деле заставило тебя вернуться в Биарриц? Не хочешь мне рассказать?

Я пожала плечами. Она поняла, что ответ отрицательный, и сразу перешла к другой теме:

– Знаешь, я познакомилась с одним парнем.

– Быть не может! Расскажи!

Удовлетворенно хмыкнув, Марион поведала мне о том, как она с первого взгляда влюбилась в Иссу.

– Я сломала зуб, когда ела сэндвич. Причем не задний, это уж куда ни шло, а передний. Ты бы меня видела в тот момент: та еще уродина, у любого пропала бы эрекция при одном взгляде на меня. Мой зубной врач отсутствовал, и заменивший его Исса спас мне жизнь. Сначала он познакомился с внутренним содержимым моего рта и носа, а потом уже со мной. Думаю, он никогда меня не бросит.

Она засмеялась. Я посмотрела на нее и поразилась, до какой степени наши судьбы переплелись. Марион всегда была рядом. Я постоянно чувствовала ее незримое присутствие. И только одна мысль, что в любой момент я могу ей позвонить, успокаивала так же, как если бы я ей действительно звонила.

Она встретила меня вечером, нагруженную чемоданами и прочим багажом. Она не задавала лишних вопросов, постелила вышитые простыни на диван и приготовила макароны, хуже которых я не ела в жизни. Она не спросила, на сколько времени я у нее останусь, и не дала понять, что я ее стесняю. Она не осуждала меня, когда я возвращалась под утро, распространяя запах перегара и чужого мужчины, с которым провела ночь, она не забывала класть в мою сумку презервативы и убеждала мою мать в том, что у меня все хорошо, если я долго не звонила. Она поддержала меня, когда я сообщила, что собираюсь отправиться в Биарриц, хотя ей будет меня не хватать.