Ты поймешь, когда повзрослеешь

– Благодарю покорно, у меня нет никакого желания наблюдать, как мой отец разыгрывает из себя влюбленного подростка. Дама не ошиблась, она не случайно расставила перед ним свои сети. Предупреждаю вас, я потребую отдать его под опеку и помещу в другое заведение.

– Она когда-нибудь успокоится? И что за комедию она тут нам устроила? – возмутилась Марин, вставая с места.

Грег положил ей руку на плечо, Анн-Мари вытаращила глаза, а Мартина стала пунцовой.

– Это вы мне говорите?

– Нет, твоей матери! Вы хоть понимаете, что вы сейчас делаете? Ваш отец – очаровательный человек. И, черт возьми, почему вы хотите испортить ему счастье?

– Марин, замолчите, прошу вас, – вмешалась Анн-Мари.

– Хорошо, замолчу, но тогда можно я ей врежу?

За столами послышались голоса. Я едва сдерживала себя, чтобы не рассмеяться. Анн-Мари продолжала настаивать:

– Марин, сядьте, пожалуйста. Мадам, – продолжила она, обращаясь к дочери Густава, – мы ничем не можем вам помочь и повлиять на решение вашего отца. Если у вас возникнет желание еще раз поговорить с нами об этом, милости просим. Спасибо, что нанесли нам визит, собрание окончено.

Мартина вышла из комнаты, не говоря ни слова. Хлопнула дверь, раздались смешки, реакция была единодушной:

– Ну и фурия!

– Бедный Густав, он такой милый…

– Вот и рожай после этого детей…

Через несколько минут собрание закончилось. Мы с Марин, которая все еще кипела от злости, вышли покурить. Густав стоял возле машины на парковке. Его дочь разговаривала с ним через приоткрытую дверь. Луиза сидела на скамейке и не спускала с них глаз. Мы подошли к ней.

– Ну, что, познакомились с будущей невесткой? – спросила я, усмехаясь.

– Она даже не поздоровалась со мной, – грустно ответила Луиза. – Густав столько рассказывал о своей дочери, что мне захотелось с ней встретиться. Он говорил, что раньше она была другой…

– Может, врезать ей как следует, чтобы она стала такой, как раньше? – предложила Марин.

Густав все еще продолжал говорить с дочерью, когда машина тронулась с места и уехала. Несколько мгновений он стоял, опираясь на ходунки и провожая ее взглядом, а потом побрел к нам. Он уже был рядом, когда машина вернулась, подав назад. Мартина открыла дверь и заявила:

– Папа, если ты сделаешь это, можешь поставить на мне жирный крест!

Он обернулся и произнес разочарованным тоном:

– Дорогая, я уже давным-давно поставил на тебе жирный крест. Я люблю тебя и буду любить до последнего своего вздоха, потому что не могу забыть маленькую шаловливую хитрюгу, какой ты была когда-то. Ты все время смеялась. Но много лет назад эта девочка исчезла. Я знаю, моя дорогая, ты все еще обижаешься на меня, и сожалею, что причинил тебе столько боли. Я сто раз просил у тебя прощения, но не могу заставить тебя простить меня. Больше всего на свете я желаю тебе счастья, даже если я никогда не буду его свидетелем. Но я тоже имею право быть счастливым и не позволю тебе помешать мне. Я женюсь на Луизе, хочешь ты этого или нет, и закончу свои дни вместе с ней. Если ты не согласна с этим, я приму твое решение. Но в любом случае ты моя дочь, и мне все время не хватает тебя.

Он умолк. Надежда читалась в его фигуре, в каждом жесте, в слегка дрожащих руках, которыми он опирался на ходунки. Его дочь не произнесла ни слова. Стекло медленно начало подниматься, пока окно не закрылось. Потом машина тронулась с места и скрылась из вида.

Густав пожал плечами, повернулся и направился к нам с делано-равнодушным видом.

– На одного меньше придется тратиться на угощение!

81

– Как вы себя чувствуете?

Склонившись над круглым столиком, Луиза вязала шерстяные мешочки для свадебных драже. Я подула на горячий шоколад, который она мне приготовила. Этого еженедельного ритуала мне тоже будет не хватать.

– Я себя чувствую на удивление хорошо! Прекрасно помню, как мы готовились к моей первой свадьбе. Я тогда была самой счастливой и даже не могла мечтать, что мне когда-нибудь придется пережить все это еще раз. Какое это счастье! А как ваши дела?

Мои сеансы психологической разгрузки с Луизой скорее напоминают дружеские беседы между близкими людьми. Каждый раз она проявляет ко мне неподдельный интерес, задает вопросы, спрашивает, что у меня нового. Это единственная пациентка, с которой я позволяю себе откровенничать, хоть и не переходя границ дозволенного. Побочный эффект горячего шоколада, как мне кажется.

– Все хорошо. Вы не знаете, есть ли какие-нибудь новости от дочери Густава?

– Он мне ничего не говорил, но я думаю, что нет. А что нового у Рафаэля?

– У Рафаэля? – переспросила я, крайне удивленная.

– Не стройте из себя святую невинность, Джулия. Когда вы нас застигли той ночью на огороде, мы заключили пари, когда вы первый раз поцелуетесь.

Я не знала, что ответить. Мне показалось, что весь мир в курсе чего-то важного, что имеет непосредственное отношение ко мне, а я этого не знаю.

– Клянусь вам, между мной и Рафаэлем абсолютно ничего нет. По правде говоря, мне начинает надоедать этот шум, который поднялся вокруг нас. Как будто нельзя провести время с человеком без того, чтобы у окружающих не возникло задних мыслей.