Ты поймешь, когда повзрослеешь

Я сидела в кабинете Анн-Мари и мы с ней занимались административными формальностями по завершению контракта, когда за нами пришла Марин: обитатели «Тамариска» требовали нас к себе на беседу.

Они все собрались в общем зале и сидели рядами, как в первый день нашего знакомства. Тогда я подумала: что бы такое сделать, чтобы быстрее запомнить их всех по именам? А теперь я спрашиваю себя, что сделать, чтобы скорее забыть их.

Сначала я думала, что они собираются сообщить мне о своих идеях для свадьбы Луизы и Густава, как они это делают по сто раз в час. Свадьба состоится через несколько дней, и каждый счел своим долгом принять участие в ее организации. Но когда мой взгляд упал на плакат на стене, я поняла, что речь совсем не об этом:

«Не забирайте от нас Джулию!»

Марин первой взяла слово и принялась читать текст, который она держала перед собой.

– Мы собрались здесь, чтобы выразить протест по поводу увольнения Джулии Римини, психолога дома престарелых «Тамариск». И вот почему.

Элизабет встала со стула:

– Потому что она, не считаясь со своим свободным временем, делает для нас все, чтобы мы чувствовали себя счастливыми.

Она села, за ней встал Пьер.

– Потому что она не просто качает головой, слушая нас, она проявляет к нам истинный интерес.

Слезы предупредили меня о своем появлении: «Мы уже здесь», – шепнули они. Наступила очередь Люсьенны:

– Потому что ей нравится «Самая прекрасная жизнь».

Затем Мохаммеда:

– Потому что она без слов догадается, что у вас не все ладно.

И Арлетты:

– Потому что она отчетливо произносит слова.

Я то плакала, то смеялась. Их слова, их внимание тронули меня за живое.

Поднялся Жюль:

– Потому что она обожает купаться в ледяной воде.

Далее взяла слово Роза:

– Потому что ее высоко ценит мой внук.

Этот момент я хотела бы навсегда зафиксировать в памяти. Как было бы здорово, если бы у меня на лбу оказалась камера, чтобы запечатлевать лучшие эпизоды моей жизни и потом пересматривать их в дни печали и тоски!

Каждый постоялец объяснил, почему он против моего увольнения. Даже Леон внес свою лепту:

– Потому что другой психолог мне нравится еще меньше.

Густав взял слово:

– Потому что я еще не встречал никого, чьи шутки были бы еще хуже, чем мои.

И наконец, со своего места поднялась Луиза:

– Потому что каждый из нас хотел бы иметь такую внучку, как она.

Я не просто плакала, я утопала в слезах. Не знаю, что меня тронуло больше всего: слова, которые они говорили обо мне, рыдания, которые слышались в их голосах, то, что они организовали все это ради меня, или понимание, что я значу для них столько же, сколько они для меня.

У Марин по щекам струились слезы. Она положила перед собой текст и дрожащим голосом продолжила чтение:

– Принимая во внимание вышеперечисленные причины, а также другие доводы, которые мы здесь не приводим, потому что их было бы слишком долго перечислять, мы требуем, чтобы Джулия осталась. В противном случае мы устроим забастовку, отказавшись совершать утренний туалет.

Все повернулись к Анн-Мари, которая сидела рядом со мной. Она вынула карандаш из кудрей и крутила его в руках, явно нервничая.

– Я услышала вашу просьбу, и поверьте мне, хорошо понимаю вас. Но, к сожалению, я ничего не могу сделать. Джулия покинет нас 10 октября.

Я вытерла нос рукавом свитера. Я тоже хотела бы произнести длинную и прочувствованную речь. Я хотела бы им сказать, как я взволнована и как сильно я дорожу каждым из них. Но вместо этого мне удалось выдавить из себя всего лишь несколько слов:

– Своими словами вы рвете мне душу, старики.

92

От: Раф

Тема: Вопрос

Скажи, Джулия, я все еще буду представлять для тебя интерес, если стану беззубым?

Раф.

93

Элизабет, Луиза и Роза исчезли. Я была последней, кто их видел.

Этим утром они сидели на своей обычной скамейке. Я улыбнулась, понимая, что Роза нашла свое место в группе бабушек. Когда я спросила, чем они собираются сегодня заняться, они упомянули о гончарной мастерской. На этом наш разговор закончился. Когда я еще раз все проанализировала, мне ничто не показалось странным, кроме спортивной сумки на коленях у Луизы.

Весь персонал был мобилизован на их поиски, а постояльцы брошены на подкрепление. Мы проверили каждую комнату, осмотрели каждое дерево в парке, допросили с пристрастием Пьера, Густава и остальных обитателей, объездили на машине Биарриц вдоль и поперек. Ничего. Они как будто испарились.

Приближалась ночь, а три наших бабушки все еще были вне досягаемости. Анн-Мари уже собралась позвонить в полицию, когда я попросила ее подождать несколько минут и подошла к Густаву и Пьеру, сидящим на той же скамейке.

– Я уверена, что вы знаете, где они.

Они покачали головами. Ни дать ни взять десятилетние мальчишки, отрицающие, что съели весь шоколад, хотя это в буквальном смысле написано на их перемазанных лицах.

– Тем хуже. Мы обязаны предупредить родственников, и они, разумеется, будут беспокоиться, – проговорила я, удаляясь.

– Подождите, – крикнул Пьер. – Я вам скажу.

Густав зверем посмотрел на своего подельника: