Ты принадлежишь мне

Я с горечью усмехаюсь. Изнутри поднимается черная злоба вперемешку с тоской. Оказывается, влюбленная девочка во мне до сих пор еще существует, и это она сейчас рыдает горючими слезами. Потому что до сих пор была уверена, что Тарасенко женился на ней из-за любви, а не из-за благородных позывов и чувства ответственности. А моя взрослая сторона так вообще готова от стыда и злости удавиться. Этот мужчина не мой и мне никогда принадлежать не будет. Он слишком чист душой и сердцем, а я… я уже давно сломалась, пала так низко, что ниже уже некуда. И его благородство и чистота только бесят меня, злят еще больше.

И все это на фоне моего увольнения. Нет, я никогда не держалась за своё место, хотя мне нравилась моя работа, но… мне нравилось и то, что я нашла в своей жизни самое главное — семью. Они приняли меня, полюбили такой, какая есть, не осуждали, ничего не спрашивали, и не требовали. Я не пропускала ни один семейный праздник. Новый год, Восьмое марта, Пасха — все эти годы с ними. И вот…

И вот я вновь всё теряю.

А что теперь? Шеф требует, чтобы я уволилась, уехала даже не из города, а из страны, и больше никогда не возвращалась…

Конечно, никакие бумаги я подписывать не стала, но шеф сказал, что и без моей подписи все сделает — мол, ему плевать на мои заскоки.

«Это не моя прихоть, Крис, это суровая реальность. Если ты не уйдешь, тебя все равно уволят, да еще и уголовку повесят. И хорошо, если только уголовку; могут и вообще убрать».

А затем он потребовал, чтобы я покинула его кабинет. И чтобы духу моего больше не было в этой стране, да как можно быстрее.

И как бы я ни сопротивлялась, что бы я ни говорила в ответ… он не желал ни о чем слушать, и рассказывать тоже ничего не хотел. «Меньше знаешь, лучше спишь», — эта фразу он повторил раз десять, не меньше. Я знаю шефа как облупленного уже много лет, и если он свой баранизм включал, то обойти его можно только двумя путями — через тетю Любу и Иришку. А лучше, чтобы они вместе на него насели.

Как только эта мысль в моей голове появляется, я сразу же расправляю плечи и бегу в бухгалтерию, молясь, чтобы Иришка еще не ушла с работы. Да только я совсем забыла, что за мной следует мой конвой.

— Шеф сказал, что после разговора с начальником вы должны последовать в свой кабинет, собрать вещи и вернуться домой, — встал передо мной один из амбалов, не давая идти вперед.

Я уже хочу открыть рот, чтобы послать его далеко и надолго, но тут же вспоминаю утренний эпизод и понимаю, что сейчас могу опять потерять сознание и очнуться только в машине. А этого допустить ни в коем случае нельзя. Поэтому проглотив всю свою злость и ненависть, я делаю безэмоциональную физиономию и скучающе поясняю:

— Мне в бухгалтерию надо зайти, по поводу моей зарплаты уточнить.

Охранники хмуро переглядываются — тот, что перегородил дорогу мне, глянул на того, что стоит за спиной и блокирует меня сзади. Господи, окружили так, словно я опасная преступница. Бесит. Надо сегодня же поговорить с Тарасенко, чтобы прекращал этот фарс. Надоело, ей-богу… И на развод надо подать. Мне его благородство нафиг не нужно. Сама как-нибудь справлюсь. И да, что бы шеф ни говорил, а сбегать, словно крыса с тонущего корабля, я не собираюсь. Маркеловы — моя семья, я их не брошу. И плевать на последствия!

— Ладно, — медленно качает головой первый и добавляет приказным тоном: — У вас десять минут.

Проглотив кучу ругательств и постаравшись отчетливо не скрипеть зубами, я двигаюсь на второй этаж — в бухгалтерию. Вот только я безбожно опоздала: оказывается Иришка уже уехала с работы, причем раньше, чем положено, на целый час. Полагаю, здесь не обошлось без Афанасия Игоревича: он наверняка просчитал мой следующий шаг, вот и отправил домой дочь.

Ладно, ничего страшного. Поговорю с Тарасенко, чтобы убрал от меня этих амбалов, и поеду к Маркеловым домой. Там уже все вместе и решим на семейном совете — что дальше делать будем. Сдаваться я не собираюсь, однозначно. Девять лет назад, если бы не Маркеловы, меня бы уже не было. Сейчас моя очередь их спасать и отдавать долг за любовь, понимание, за хорошее отношение и вообще за всё…

Вот только в номере отеля, куда меня доставил коновой, моего новоиспечённого мужа не оказалось. А конвой, как обычно, отказался мне что-либо объяснять и, поставив парочку стульев у входа в номер, уставился в свои телефоны.

Стою, смотрю на этих двоих, а в воображении возникает картина — два аллигатора, схарчив несчастную зазевавшуюся антилопу у водопоя, выползли на солнышко погреться, раззявив свои окровавленные зубастые пасти. Но при этом продолжают из-под полуприкрытых век приглядывать за еще одной глупой антилопой, потому как жрать скоро снова захочется.

Немного постояв и посмотрев на эту пасторальную картину, я передергиваюсь от омерзения и ухожу обратно в номер, закрыв за собой дверь. Замыкаться смысла нет: у этих двоих ключ-карта, все равно откроют ведь, сволочи…