Ты принадлежишь мне

Хорошо, что мою руку он не стал убирать: скорее всего, растерялся и не сообразил, что делать. Моя ладонь очень медленно движется вниз, по пуговичкам белой рубашки. Взгляд мужчины из удивленного становится горячим. Кажется, в мозгу парня начинает проясняться. Но он пока молчит — видимо, не знает, как реагировать. Дыхание его становится более глубоким, а сердце стучит быстрее.

Я почти дохожу до паха, как раздается телефонный звонок, от которого мы оба вздрагиваем. И я возвращаюсь в реальность. Ощущение такое, словно меня только что холодной водой окатили с ног до головы.

Быстро убираю руку, а мой несостоявшийся любовник уходит с дороги и идет к телефону, лежащему на столе. Я же открываю дверь и пулей вылетаю в холл. Какое счастье, что в гостиной никого нет. Бегом несусь наверх в свою комнату.

Боже… что же я творю?

Внутри все кипит от неудовлетворенности, стыда и вины. Вины перед Женей. Он столько для меня сделал, а я пытаюсь совратить его охранника.

Мерзкая похотливая тварь.

Уже в ванной сдираю с себя всю одежду, забегаю в душ и включаю ледяную воду. Хочется кричать от боли, но, сцепив зубы, я молча терплю. Мне этот холод нужен как воздух. Я должна прийти в себя. Это не я… это та моя похотливая натура, которая раз за разом вызывает во мне самые низменные инстинкты. Господи, какая же я грязная.

Делаю воду теплее, хватаю грубую мочалку, наливаю на неё мыло для душа и начинаю тереть себя, точнее, пытаюсь содрать кожу.

Смываю мыло с тела, вновь намыливаюсь. Мне кажется, эту грязь я не смогу смыть никогда.

Я тру себя до изнеможения, а затем пускаю в ход ногти. Хочется орать от боли, от непрекращающейся агонии между ног. Пальцами пытаюсь удовлетворить себя, но ничего не получается. Чувствую только боль и слизкую влагу, и ничего больше. Я теку… как чертова сучка. Это невыносимо. Оно сидит внутри меня. Хочется орать, очень громко, но я понимаю, что могу привлечь криками персонал. Да и Женя будет переживать. Но что мне делать? Как унять этот подкожный зуд? Как успокоиться?

И, не выдержав, я все же кричу. Ору, как чертова банши. Мне надо как-то избавиться от этого невыносимого возбуждения и неудовлетворенности.

Забиваюсь в угол душевой кабины, скручиваюсь в позе эмбриона. Уже почти не чувствую конечностей. Зубы стучат от холода, но я не хочу переключать воду. Боль и холод помогают заглушить возбуждение.

Кое-как выбравшись из душа и окончательно отморозив себе все, что только можно, я, стуча зубами, практически доползаю до кровати и, закутавшись в теплое одеяло с головой, отключаюсь.

Сны вижу какие-то муторные и мерзкие. Наверное, абсолютно все мои любовники, с которыми я зажигала все эти годы, умудряются побывать в моих прерывистых и тревожных снах. Я-то просыпаюсь, пытаясь прогнать очередной образ какой-нибудь вонючей подворотни или зачуханного отеля, то вновь возвращаюсь в этот бесчисленный водоворот грязных удовольствий.

Кажется, ко мне в комнату заглядывает Анастасия Игоревна и зовет поужинать, но я, сказав, что позже сама себе разогрею, вновь впадаю в зыбкое состояние полусна-полузабытья.

Окончательно будит меня Женя.

Он разворачивает кокон, в котором я прячусь, и кладет руку на мой лоб.

— Что случилось, Крис? Ты вся горишь! Когда умудрилась опять заболеть?

На его лице вижу злость вперемешку с тревогой и нежностью. Мне становится не по себе. Стыд и вина вспыхивают внутри, опаляя внутренности ледяным огнем. Я недостойна любви этого человека. Я не должна быть рядом с ним.

— Не знаю, — трусливо отвожу взгляд в сторону, и тут же хватаюсь за горло, чувствуя сильную боль.

— Черт, как же не вовремя, — качает головой Тарасенко и, достав телефон, вызывает скорую.

— Зачем скорую, достаточно таблеток купить да отлежаться, — через боль в горле, шепотом говорю я, пытаясь поймать Женю за руку. Но он отмахивается от меня и уже диктует адрес.

Врач приезжает достаточно быстро, всего лишь через пятнадцать минут — видимо, были где-то рядом. Худощавая миловидная женщина средних лет, с темными волосами и сосредоточенным взглядом, проверяет моё горло, мерит температуру и выдает вердикт:

— Это ангина и в достаточно острой форме, и температура очень высокая — почти сорок.

Она растирает меня мокрым полотенцем, сгоняя температуру, а Женю отправляет за лекарствами, выдав ему целый список.

Чтобы отдать список одному из своих телохранителей, Тарасенко выходит из комнаты, а в моей голове щелкает понимание — это мой шанс.

Хватаю женщину за руку, заглядываю ей в глаза, состроив как можно более жалобную мордашку. Хотя мне и строить ничего особо не надо — полагаю, я и так выгляжу не очень. Начинаю очень быстро шептать, не давая женщине вставить и слово: