Ты принадлежишь мне

— Крис, дура! Мы же в машине! — выдыхает Тарасенко. Он растирает одной рукой свои слезящиеся глаза, а второй в этот момент со всей силы барабанит по стеклу и кричит: — Выпустите нас, и воды срочно!

А я с ужасом пытаюсь выбраться из машины, но замок не сразу поддается. Я кашляю, тру глаза и задыхаюсь.

Ох, нет… Точно дура! У меня же аллергия на перец!

Дверь открывается, меня кто-то вытаскивает, подхватывает под мышки, но я уже плохо соображаю, потому что начинаю задыхаться. Слышу отборный мат Тарасенко, а также его короткие приказы подчиненным.

По-моему, меня кто-то куда-то несет. Но все мои силы уходят на очередной глоток воздуха, на борьбу с болью в глазах и усиливающейся паникой от недостатка кислорода.

Мы заходим в здание — музыка звучит громче, а звук шагов и мат Тарасенко — более гулко.

Господи, ну, когда он уже заткнется, а? Не хочу слышать его насквозь лживый голос.

Меня куда-то заносят, ставят на ноги, придерживают за талию, наклоняют голову, давя рукой на затылок, и начинают промывать глаза холодной водой. Я пытаюсь кричать, быть руками незнакомца, потому что боль усиливается. К сожалению, из горла вылетают лишь хрипы, а руки слабые, как у младенца.

В этот момент мне в рот засовывают какую-то штуку и, громко скомандовав прямо в ухо: «Делай глубокий вдох!» — пшикают.

Первый, второй… третий раз… И сразу же становится легче не только дышать, но и думать. Паника медленно отступает.

Это что ингалятор у кого-то был?

— Как думаешь, поможет? — слышу мужские голоса, среди которых и Тарасенко.

— По крайней мере, до тех пор, пока скорая не приедет, должен помочь. У меня дочь астматик, ингалятор постоянно с собой таскаю.

— А хуже не будет?

— Нет, хуже точно не будет, — уверено отвечает незнакомец. — Но врач ей все равно нужен. А то мало ли? Алексей, промывай ей глаза подольше. Эта дрянь такая, что надо до конца вымывать. И потом еще компрессы — успокаивающие, противовоспалительные.

— Вы врач, что ли? — это уже Тарасенко спрашивает.

У-у-у, убила бы гада!

— Нет, это просто жизненный опыт.

Глаза промывают долго, но в итоге мне становится легче, и боль постепенно отступает.

— Отпустите меня, дальше я уже сама, — цежу сквозь зубы своему «спасителю», пытаясь отодвинуть его руки от своего лица, но опять слышу недовольный голос своего врага:

— Положи её на диван и иди скорую встречай.

— Как скажешь, босс.

Меня опять с легкостью подхватывают на руки и куда-то несут, бережно укладывают на мягкое, а лицо накрывают полотенцем. Сразу же накрываю его ладонями, чтобы промокнуть лишнюю влагу.

— Глаза я вам пока не советую открывать, надо скорую дождаться, — раздается совсем близко голос того самого мужчины, который не врач, а с жизненным опытом.

— Вы лучше полицию вызовите, — со злостью шиплю я. Один глаз все же попыталась открыть и еле сдержалась, чтобы не застонать от жжения.

— Вызовем, — заверяет мужчина. — Все же не дело это, с газовым баллончиком на людей нападать.

— Что!? Ай! — от удивления убираю полотенце с лица и опять пытаюсь открыть уже оба глаза. И тут же жалобно скулю от боли, вернув полотенце обратно.

— Надо-надо, — приговаривает «не врач», — еще хулиганок нам тут всяких не хватало.

От злости и негодования открываю рот, хватаю воздух и вновь начинаю задыхаться.

— Да вы… вы издеваетесь, что ли?

— Виктор Степанович, спасибо за помощь, но дальше мы сами разберемся, — слышу уставший голос Тарасенко и его несмелые шаги. — Лучше узнайте, не приехала ли скорая.

— Давайте помогу до кресла дойти.

— Ага, не отказался бы, а то ничего не вижу. Интересно, когда мне станет лучше?

— Ну, теоретически, часа через два-три сможете глаза открыть. Но без компрессов не обойтись, это я вам точно говорю.

Отстраненно слушаю переговоры незнакомца с Тарасенко. Старательно размышляю, как бы мне по-быстрому выбраться отсюда. С них действительно станется меня виноватой выставить. Тарасенко со своей подлой натурой на все способен.

Вот только как мне уйти, когда я ничего не вижу и понятия не имею, куда делась моя сумочка… Я не знаю. Но наверняка что-нибудь придумаю. Судя по звукам, мы либо до сих пор где-то в клубе, либо рядом с ним. И что это мне дает? Да ни хрена не дает!

За размышлениями не замечаю, как хлопает дверь, а в помещении становится слишком тихо. Но не настолько, чтобы я не могла услышать горестный вздох Тарасенко.

— Кристина, ты довольна?

Вот только я не собираюсь с ним разговаривать. Еще этого не хватало. Обрыбится!

— Крис, не надо делать вид, что спишь, я прекрасно слышу твое злое сопение.

Черт! Эмоции слишком шкалят, и я действительно громко дышу через нос. Надо как-то успокаиваться. Как там было у одного известного психолога? Сделать глубокий вдох, немного подержать воздух в легких, медленно выдохнуть…

— Вообще-то я хотел с тобой поговорить, — не унимается Тарасенко. — Но раз ты решила пообщаться в таких экстремальных условиях, то ладно, бог с тобой, я согласен. Может, так оно даже лучше. Ты не видишь меня, я не вижу тебя… Черт! — шипит он с раздражением. — Вот же дрянь этот твой перцовый баллончик!

Не удержавшись, со злорадством выдыхаю: