Ты принадлежишь мне

— Так тебе и надо, и это еще мало! Были бы силы, убила бы нахрен! Ненавижу тебя!

— Крис… — пытается прервать меня Тарасенко.

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! И слышать не хочу!

— Крис! — недовольно рычит он уже громче, пытаясь меня перебить.

Но я не собираюсь его слушать.

— Пошел на хрен, ублюдок! Лучше такси мне вызови! Лживая скотина!

— Крис, прекрати, ты как хабалка разговариваешь, у меня уже уши вянут!

— Еще тебя не спросила, как мне разговаривать! Уж кто-кто, а ты, падаль, заслуживаешь не разговоров, а смерти!

— Крис, ты не права, — с тоской в голосе выдыхает он.

Мне становится смешно и горько от этого разговора. Ведь он у нас уже был. Почти один в один. Ну, может быть, я тогда еще не умела материться. Однако сути это не меняет. Тринадцать лет назад он пытался мне сказать, что ни в чем не виноват. Что он понятия не имел о том, что задумал его младший братец. Ага, как же. Уже поверила…

— Права! И я знаю, что права! И никогда тебе не поверю! — зло кричу я в ответ. — А теперь заткнись, я больше не желаю тебя слушать и разговаривать с тобой!

— Хорошо, как скажешь. Больше ты от меня ни слова оправдания не услышишь, пока сама не попросишь, — с шумом выдыхает он. И, как по заказу, в помещении наступает тишина.

Только какая-то она слишком настораживающая и гнетущая. Будто Тарасенко особо и не собирался со мной спорить, а так, для галочки это сделал. И сразу же успокоился.

Не нравится мне это, ой как не нравится.

Надо линять домой, в родной Новосибирск, и как можно скорее. Не к добру я его встретила, не к добру…

Теоретически можно попробовать выбраться прямо сейчас, пока в комнате никого нет. Тарасенко не способен меня задержать, если конечно никто не появится из его охраны.

ОК, сказано — сделано.

Пытаюсь встать с дивана. Медленно сажусь, ноги опускаю на пол, встаю и… сразу же накатывает сильная слабость вперемешку с тошнотой. Я падаю обратно и, не сдержавшись, вслух матерюсь.

— Крис, я надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы попытаться сейчас уйти? — слышу недовольный голос Тарасенко и какое-то невнятное шуршание.

Э… он что там, встает, что ли?

— Не смей ко мне приближаться! Выцарапаю тебе глаза, если хоть на метр подойдешь! — шиплю со злостью, слегка приподняв голову, и тут же отпускаю её со стоном. Тошнота вновь дает о себе знать.

Какого лешего? Что за фигня? Почему меня тошнит вообще?

— Не, я так глупо подставляться не намерен, мне мои глаза еще пока дороги, — весело хмыкает мой враг, тем самым заставляя насторожиться.

С чего это у него такое хорошее настроение? Если бы мне кто-нибудь газовым баллончиком в глаза пшикнул, я бы была как минимум раздражена.

А он не только веселится, но еще и спокойно говорит по телефону с кем-то из своих телохранителей.

— Виктор, что там скорая? Уже на месте? Отлично, ждем.

Две минуты напряженного молчания, и в комнате становится многолюдно.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, кто пострадавший? — слышу я два новых мужских голоса. Наверное, врачи.

Один из мужчин подходит ко мне, второй, судя по удаляющимся шагам, идет к Тарасенко.

— Я пострадавшая! — громко выкрикиваю, и сразу, не мешкая ни секунды, заявляю: — Эти психи на меня напали, обманом заманили в машину. Я испугалась, начала сопротивляться, использовала газовый баллончик. И сама пострадала от него. Вызовите срочно полицию!

— Девчонка — та еще интриганка, не верьте ей, — перебивает меня вездесущий Виктор Степанович. — Ребята пригласили её прокатиться, она согласилась, и сама села в машину. У нас есть видеозапись. Поэтому не слушайте её.

Какое-то время мужчины молчат, видимо, пытаясь переварить информацию и заодно решая, что с ней делать.

— Пожалуйста, заберите меня в больницу, — пробую надавить на жалость врачей.

— Никуда она не поедет, пока полиция не появится, я этого так не оставлю! — недовольно припечатывает Степаныч.

Р-р-р-р… вот сволочь! Хоть и спас меня, но все равно сволочь.

Я уже решила, что попала по полной программе, и надо уже думать, где бы взять хорошего адвоката. Ведь теоретически я первая напала на Тарасенко, и скорее всего, это подтвердят все его телохранители. И по логике этот самый Степаныч прав… Но внезапно в разговор вмешивается сам Тарасенко:

— Виктор Степанович, уймитесь. Не нужно полиции, случилось недоразумение. Пусть врачи обследуют Кристину и решат, везти её в больницу или нет. Кажется, у неё сильная аллергия на газ в баллончике, и ей до сих пор плохо.

— Хорошо, — слышу голос одного из врачей. — Мы того же мнения. Сначала осмотр, и возможно, стационар, а потом уже ваши личные разборки.

Я же в этот момент еще сильнее настораживаюсь. Какого… почему Тарасенко такой заботливый? Что происходит? Что он вообще задумал? Опять включил «рыцаря на белом коне»? Пытается играть благородство перед другими? Вот только для какой цели? Чего он хочет этим добиться?