Кармин с трудом говорил с ней о чём-то, расспрашивал и думал о том, что настолько красивая женщина вполне может заставить кого угодно выпить яд и сделать это сознательно. Но едва они закончили, и Моргана ушла, как Кармин словно вздохнул свободнее. Почти сразу же сосредоточился на собственном лице и только много позже понял, что больше не вспоминал Красивейшую без повода. Теперь он думал только о том, сколько ему будет нужно краски для лица и сколько денег на это будет уходить. И понравится ли он Леммай с новой внешностью. Узнает ли она его по возвращении.
Но тут перед зеркалом рядом с Кармином появился Таэрин, чтобы оценить работу Красивейшей.
– Я думаю, это именно то, что надо, – сообщил своё мнение командир, сперва чуть нахмурившись.
И действительно, лицо Кармина потеряло красоту. Оно приобрело коричневатый оттенок, словно постарело и поскучнело. Наметившуюся впадинку между бровями Моргана словно углубила, затемнила и расширила тени под глазами, скрыла ресницы и наметила складки вокруг рта. Кармин не казался себе уродом, но ясно видел, что на него никто как прежде заглядываться не будет.
– Одолжите денег, – вдруг решил попросить Кармин. – На краску.
– Хм, – на миг задумался командир доспешников, – я одолжу. Сколько?
– Я ещё не знаю, сколько стоит такая краска, – Кармин показал на баночки, которые оставила ему Красивейшая.
– Без сомнения очень дорого, – проследив за взглядом Кармина, отозвался Таэрин. – Давайте сделаем так. Я буду выделять вам такие краски вместе с местом в казарме, и буду делать это каждый лунный период вне зависимости от вашей платы за тренерскую деятельность. В конце концов, ваша работа действительно важна. И важна ваша сохранность.
– Это было бы… великолепно.
Оставалось только сменить одежду. Но на это Кармин не решился просить денег. Вечером он лишь замазал золото отделки своего плаща чёрной краской. Теперь Кармин выделится из толпы только благодаря росту и взгляду, если не забыть накинуть на голову капюшон. А если смотреть себе под ноги, то и глаза не будут заметны.
Со всеми мыслимыми предосторожностями Кармин покинул город и вылетел на юг, чтобы, как следует отдалившись, рвануть на восток, а потом – далеко на север.
Родилось впечатление, что он и сам заблудился и едва ли найдёт нужное место. Но вот они, нужные холмы, и вот он, тот лес. Его очертания сверху он уже запомнил до мельчайших подробностей. Спустился в небольшую прогалину и немного прошёл пешком к дому. Уже было так темно, что даже тусклый свет, обычно едва заметный из переднего правого окна, издали казался отчётливо золотым.
Подходя, Кармин позвал Леммай, чтобы она появилась на его голос. И она вышла. Толика света от очага бросилась ему в глаза. Беспрестанно моргая, Леммай подошла к отцу своего ребёнка, стараясь разглядеть лицо, выхваченное светом из тьмы.
– Удивительно!.. – только и сказала она.
– Я… должен делать так, чтобы меня не выследили до твоего убежища. Я подумал, что ты, как моя драгоценность, можешь подвергнуться опасности из-за того, что моя внешность в империи Бесцейна слишком необычна. Ты сможешь стерпеть такое?
– Конечно. Это большая честь для меня, быть той, ради кого ты преуменьшаешь свою красоту и яркость. Когда Эю немного подрастёт, я обязательно расскажу ей об этом, как о чудесном примере самоотречения.
– Но…
– Если ты беспокоишься о том, что будешь меньше нравиться мне с таким лицом, то заверяю тебя – нет нужды сокрушаться. Мой отец почти всегда красит лицо, чтобы выглядеть пугающим и сердитым.
– Как принц Рашингава?
– Да, как он. И знаешь, я всегда любила папу именно таким. С изменчивым лицом, то хмурым, а то выражающим разве что ярость.
– Следовательно, мне очень повезло с тобой, – освобождённо вздохнул Кармин.
Леммай кивнула и улыбнулась, прежде чем ушла обратно в дом на зов Эю – её удивительно жалобный для матери плач. Эю казалась ещё слишком маленькой для такой хитрости, но Кармин уже начал подозревать, что его дочь приберегает самый жалобный плач для матери, а ему оставляет сердитый и гневный для того, чтобы он поскорее передал её Леммай. Что если (о безумие!) Эю будет любить Леммай больше, чем своего собственного отца?..
Но оставалось ещё выяснить отношение Леммай к нему.
Кармин вошёл в дом, и Леммай закружила его в вихре слов, идей и мыслей. И её выражение лица, все её жесты… Почему-то они без слов говорили ему, что ей плевать на то, кто он и откуда. С такой мягкостью и нежностью, такая молодая и милая женщина не может притворяться. И потом… она бы не согласилась покинуть предел с ним, если бы он ей не нравился, даже если бы отец не любил или совсем не замечал её, как она утверждала. Она могла бы укрыть Эю законом Рашингавы или отдать Кармину и навсегда исчезнуть из его жизни. Но она здесь.