Ты сеешь ветер (СИ)

Я отстранилась. Озёрная пучина нехотя выпустила меня из своих объятий, и приласкав напоследок, вытолкнула прочь. По-прежнему следуя за своим проводником — ручьём, что шёлковой лентой вился меж пальцев, я очутилась в дочерних речных водах Темзы. Мимо меня, по устланной лунным светом дороге проскользнула лодка, а в ней — спящий мальчик и мой старик. Волны плескались, пенились брызги, обнимая вёсла. Старик смотрел вперёд, в сторону противоположного берега. Пушистые, совсем светлые ресницы мальчика дрожали, и я вдруг поняла, что он только притворялся спящим. На самом деле, он просто боялся открыть глаза.

Может быть, это и была та самая ночь, когда Артур впервые отвернулся?

Однако я пришла сюда не из-за него.

Медлительная сила сонной воды уносила лодку прочь от меня, к торговым портам Лондиниума, а вместе с ней — и годы, минувшие с той памятной ночи, когда меч вошёл в камень, а камень тот схоронила под собой река.

Я с возрастающим нетерпением взглянула в сторону чёрной башни Вортигерна, вспарывавшей серое предрассветное небо. Я чувствовала волнение Тёмной реки — вода отступала прочь, обнажая дно. Легенда оживала.

Я знала, что будет дальше. Я хотела увидеть другое.

Воспротивившись моей порывистости, ручей нежно обвил мои запястья.

«Мы соблюдаем порядок, заложенный мирозданием. От озера — к рекам, от реки — к ручьям».

От отца к сыну.

Артур был высок и плечист, в бороде и на висках у него поблёскивала ранняя седина, а ресницы по-прежнему оставались густыми и длинными.

Я уже видела его таким: кожаный камзол, золотой королевский венец и ладонь в перчатке — на рукояти меча, — и всё же не могла не испытать замешательства. В моём представлении, Артур из Лондиниума на троне должен был смотреться, как ребёнок, занявший стул себе не по размеру. Однако вот он был передо мной — величественный, с горделивой осанкой, преисполненный сдержанности, достоинства и строгости.

Это был спокойный момент торжества — я ощутила слабость в ногах, спина так и норовила согнуться в поклоне. Я стискивала кулаки и держалась. Не мне опускаться на колени перед королями людей, не мне чтить их как отцов и защитников. Я сама стану слушать молитвы, принимать подношения и наблюдать за празднествами в свою честь на берегу Нимуэ.

Боги будут благоволить Артуру. Его королевство, прежде изнывавшее от тирании и одолеваемое междоусобными войнами, снищет себе славу процветающих земель. Лучшие рыцари мира соберутся за его Круглым Столом, и они не будут знать раздора и зависти к заслугам друг друга. А сам король за свою храбрость будет вознаграждён семейным счастьем, неподвластным годам. После тяжёлого дня ноги будто сами будут нести его в супружеские покои, от его твёрдой и вальяжной походки не останется и следа.

Мне, может быть, и хотелось ещё одним глазком понаблюдать за любовными страстями Артура, да только теперь уже ручей нетерпеливо увлекал меня вперёд. В конце концов, я всё это ещё увижу.

Меня поразило стремление истории повторять саму себя: мальчик в лодке и мальчик в резной дубовой колыбели — одно лицо. Те же светлые вихры, ресницы, те же мягкие черты, которые со временем огрубеют и обострятся.

Тамезис не боялся держать глаза открытыми, и они, тёмные и бездонные, как озёрная гладь, взирали на меня с любопытством. Словно он мог видеть меня, словно река времени не стояла между нами, как на страже.

Тамезис… Само имя звучало, будто прыжок в воду: сначала глухой всплеск, а затем шипение вздыбившихся пенных волн.

И я вдруг вспомнила или, наоборот, увидела то, чему ещё только предстояло произойти, — как Артур, взбешённый моим неповиновением, с яростью и остервенением будет лупить мечом озёрную воду.

«Выходи, Вивиан! — приказывал он. — Выходи, или я выволоку тебя силой!».

Позабавленная этой глупой выходкой, я стала смеяться, и юный Тамезис, не сводя с меня осмысленного взгляда, расплылся в ответной улыбке.

Вот, что значило его имя, — тёмная растревоженная вода.

Ещё мгновение я смотрела на его нежное заспанное лицо, а затем вдруг вновь оказалась в долине, среди зелени и беспорядочного нагромождения каменных плит. Солнце поднялось высоко, и теперь здорово припекало мне спину. Башмаки промокли насквозь, подол платья потяжелел.

С радостью и удивлением я вдруг заметила, каким светлым и приветливым был мир вокруг. Тот обычный мир обыденностей вроде пробуждения по утрам, умывания, неспешной пешей прогулки и прочего. Я не без содрогания вспомнила об озёрном дне. Нет, мне совсем не хотелось возвращаться туда, кем бы я ни была по рождению.

Я брызнула ледяную воду себе в лицо, чтобы охладить чувства. Никогда прежде мне не приходилось так остро ощущать себя, принадлежащей этому миру, и радоваться этому так искренне и беззаветно.

Любовь, потаённая и непритязательная, покорная и пылкая, вошла в моё сердце. И ничто на свете, на том или на этом, не могло с ней сравниться.

- 2 -

— Думаешь, он твой, а ты его? — спросил старик, стоило мне появиться на пороге дома. – Нежное, наивное дитя. Мне не следовало надолго покидать тебя.

— Где ты был? – сухо спросила я.

— В Тёмных землях.