Ты сеешь ветер (СИ)

То, что мне надлежало совершить, должно было произойти в самом начале нового дня, когда заря только-только занимается над землей, а свет настойчиво теснит сумеречный мир прочь. Нельзя было осуществить моё намерение раньше положенного мгновения — какая-нибудь из замешкавшихся теней могла увязаться за мной, и в минуту наивысшей уязвленности надёжно укорениться в открытом сердце. Не следовало и медлить, те несколько секунд, что отделяли день от ночи, свет от тьмы, настоящее от прошлого, истекали очень быстро, и, задержавшись, я могла погибнуть.

Мне следовало испытать смятение, оттого что вероятность смерти не вызывала у меня испуга. Разве то не было проявлением моей нечеловеческой натуры?

Но велика ли была разница между гибелью и тем, что ожидало меня на дне озера?

Я разложила на постели полный набор одежды, рассеянно поглядела на неё с минуту, а затем поспешно обулась и вышла на улицу в чём была — в длинной белой сорочке, отороченной узким кружевом. Стихии не было важно, в чём я приду к ней на поклон. И я шла с пугливой осторожностью, как по зыбкой трясине, которая в любой момент могла разверзнуться под моими ногами.

С каждым мгновением, с каждым ударом страдающего сердца моя холодная, твёрдая решимость таяла.

«Где же ты, мой славный король? — безмолвно вопрошала я, поднимаясь всё выше и выше к скалам. — Воротись ко мне в минуту величайшего сомнения, убереги от решения, которого вскоре уже нельзя будет отозвать».

Но Артур упивался восстанием: смотрел на взвивавшиеся в небо костры, учинял беспорядки, подначивал разъярённую толпу, планировал покушение и даже думать не желал о том, чтобы исполнить своё предназначение.

Я не винила его за его мальчишество. Я с тоской думала о том, что могла бы любить его таким, как он был, пылким и забывчивым, увлекающимся и неверным. Если любовь была уделом всех людей, то я могла отринуть всё ради этого и прожить свою недолгую жизнь в изгнании и забвении, но подле него. Если бы он только захотел меня, если бы явился сейчас в предрассветной полумгле…

Я не могла быть счастливой и довольной вдали от своего короля. И я не стану нарочно замыкаться в мрачном мире самоистязания и одиночества. Если Артуру были уготованы недолгое царствование, предательство и одинокая смерть, то я хотела наблюдать за этим затуманенными и равнодушными глазами Владычицы Озера.

На вершине скалы не росли деревья, но более мелкие растения, из тех, что сумели отвоевать себе местечко в узких расселинах и укорениться на скудной почве, виднелись здесь и там. У меня ещё было время, и, опустившись, на колени, я принялась срывать траву и горные цветы, а затем наспех неловкими дрожащими пальцами сплела себе венок.

Мне хотелось встретить свой последний рассвет наряженной.

Приблизившись к краю обрыва, я подняла голову и посмотрела на стремительно светлевшее небо, затем взглянула вниз, на чёрное озеро, смиренно дожидавшееся меня, и вспомнила о Тамезисе, о его глазах, тёмных и бездонных, как эта водная гладь.

У него были мои глаза.

Только всё это было ложью. Артур умрёт бездетным.

Ничто и никогда не сможет унять моей тоски. Кроме этого падения в бездну.

В конце концов, короли рождаются и умирают, а я буду править, покуда моё озеро не иссякнет.

Как только первый рассветный луч коснулся верхушек сосен на противоположному берегу и позолотил блестящее зеркало воды, я раскинула руки и закрыла глаза.

«Простите мне мой жест, в своём бесстыдстве чудный, — обратилась я к богам. — Я гибну с мыслями о смертном мужчине».

Ветер ударил мне в лицо, хлипкий венок соскользнул с головы и цветы разлетелись.

Я шагнула с обрыва.

========== vi ==========

Настала ночь; за ярким, знойным,

О сердце! За тревожным днём, —

Когда же ты заснёшь спокойным,

Пожалуй, хоть последним сном.

— Иван Тургенев —

- 1 -

Сон, кроткий и безмятежный, глубокий и блаженный, не пришёл. Вместо него мной овладело какое-то болезненное тусклое забытьё, мучительное и тяжёлое, как хворь, отнимающая у человека рассудок и ясное представление о мире.

Но сначала я видела всё остро. Я испытала такой напор чувств, такое судорожное напряжение всех мышц, какое, вероятно, и следует ощущать человеку при падении в пропасть за секунду до смерти.

Я ожидала от стихии подобострастия, восторга и предупредительности, я ждала нежных объятий, но вместо этого уходящая густая ночь, содрав с моих плеч сорочку, разоблачила все обманы. Последние мгновения своей жизни я провела в осязаемом мире людей, в котором вода помимо всего прочего обладала поверхностным натяжением, усиливавшимся с увеличением высоты падения.

Прыжок с обрыва искалечил меня. В теле не осталось ни одной целой кости. Всё было раздроблено, искрошено и извращено. Это была такая боль, о которой и кричать-то не посмеешь — словно всё существо соткано из одного сплошного телесного страдания. Когда ты начинаешь жить исключительно категориями боли: сначала с горестным отчаянием ожидаешь наивысшего пика, а затем переживаешь краткосрочное послабление. Но потом и боль стала рутиной, словно дыхание или ненавязчивая, незаметная необходимость моргать.