Ты сеешь ветер (СИ)

Мне казалось, что я ступала по тяжелой воде, сопротивлявшейся каждому моему шагу. Она будто бы говорила: не иди этой дорогой, не внимай его словам.

Артура окликнули с улицы. Так и не дождавшись моего ответа, он тяжело вздохнул и двинулся к двери. Я смотрела на него, и меня терзало очень неприятное ощущение где-то под грудью.

— Мы ведь всё ещё друзья? — остановившись на пороге, вдруг спросил он.

— Мы с тобой по-разному понимаем дружбу, Артур, — иронично ответила я.

Он обернулся и взглянул на меня с весёлой усмешкой.

— Да ведь у тебя и друзей-то нет.

— А ты дружишь с кем попало.

Мной владела удивительная двойственность чувств: мне хотелось одновременно и поскорее выпроводить его, и удержать.

— Когда всё кончится, — произнёс он безмятежно и тихо, так, чтобы не услышали остальные, — я вернусь за тобой. Явлюсь, как в той старой песне, нагружённый дарами: сто барсуков принесу с побережья речного, сто рыжих выдр, что ныряют в быстрых потоках, сто форелей, резвящихся в озере тихом…

— Только сунься в моё озеро, Артур.

— Я приду, и тогда ты мне не откажешь, — он погладил меня по голове и поцеловал в лоб. Он проделал всё это с какой-то отцовской, чисто мужской покровительственной нежностью, что совсем не вязалось с его легкомысленными словами.

Святой благоверный король — отец для всего своего народа.

Прислонившись головой к каменному косяку, я смотрела ему вслед.

«Ты придёшь раньше, чем думаешь».

Внезапно мне сделалось холодно от страха, и я обхватила себя ладонями за локти.

========== v ==========

Офелия гибла и пела,

И пела, сплетая венки;

С цветами, венками и песнью

На дно опустилась реки.

— Афанасий Фет —

- 1 -

В город вернулось лето.

Лиственницы и ольховник казались ещё зеленее, бледно-розовые и белые краски июньских первоцветов сменила золотистая желтизна утесника и ракитника. И только поверхность озера оставалась все та же — ровная темно-синяя вода, отражающая берега и прячущая отражения словно под дымчатым стеклом.

На озере были свои птицы: ласточки спускались к воде, чтобы напиться, а ржанки и кроншнепы, отыскивая корм, вонзали во влажную землю свои длинные клювы.

Воздух был напоен тем резким запахом, какой обычно стоит над водой: острая смесь запахов свежей зелени и гниющих листьев, мертвой рыбы и нагретого ила. И, словно всего этого было недостаточно, терпкие ароматы диких горных трав и цветов начали растекаться в воздухе, пробуждая обрывки волнующих воспоминаний.

Я пошла прочь от берега. Преодолев нагромождение камней и узкие расщелины, я оказалась в предгорье, густо поросшем вереском. Повсюду из земли поднимались мощные гранитные скалы, окруженные зарослями кленов и лиственниц. Взобравшись на верхушку холма, вскоре я добралась до долины, наполненной журчанием воды в ручье.

Я опустилась отдохнуть на бревно и оперлась спиной на ствол молодой сосенки. Какая-то птица возилась в кустах позади меня, то ли чиж, то ли дрозд. Прислушиваясь к неспешным птичьим шорохам, я разглядывала проплывающие по небу маленькие пушистые облака и радовалась своему недолгому уединению. Здесь, вдали от берега, было так тихо, так покойно.

Совсем рядом со мной, под защитой каменного выступа, поселилась семейка маргариток, и я протянула руку, чтобы сорвать одну, но затем вдруг замерла, застигнутая врасплох очередным воспоминанием, вызвавшим у меня зыбкое, тёплое чувство в груди.

Мальчика звали Тамезис.

Старик сказал бы: какое тяжёлое имя, сколь многого оно требовало от своего носителя. Старик не признавал людских имён («Они сыпучее песка») и ему не было нужды знать ещё одно.

Ручей резво и шумно бежал по долине, затем разделялся на несколько мелких ручейков и вместе с другими потоками наполнял моё озеро.

Я поднялась с места, следуя наитию, шагнула в воду и протянула к ней руки.

— Покажи мне, — мягко велела я. — Покажи ещё раз.

Ручей отозвался насмешливым серебристым звоном. В сравнении с завлекающей песней озёрных волн, его плеск больше походил на ликование шкодливого ребёнка.

Я набрала ледяную воду в ладони и плеснула себе в лицо. Крики ржанок остались позади, ветерок унялся, все шорохи стихли. Я всё ещё была здесь, стояла среди зелени и нагромождения скал, обратив своё лицо горячему летнему солнцу и перебирая пальцами игривые, полные жизни потоки ручья, однако в то же время звенящие струи уносили меня вперёд, к каменистому обрыву, а затем резко вниз — в нежные, но властные объятия озера.

И снова тёмное дно манило меня. Ни чувств, ни желаний, ни песен, ни слёз — вечное спокойствие и постель из водорослей и мягкого песка. Отсюда не было видно, как ясный день сменяется чернотой ночи, как недвижимые каменные лики рассыпаются в пыль, как гибнут и рождаются чувства, как тлеет и исчезает память.

Как сладко будет дремать там…