Ты (СИ)

                   Тебя сопровождают двое парней. Одного из них я узнаю по цвету волос: это Ваня, второй гитарист, у которого была передозировка. Надо же, живой... Годы его изменили. Волос на его голове осталось поменьше: вместо рыжей копны а-ля "взрыв на макаронной фабрике" — "три волосинки", остриженные под машинку. Но глаза всё те же — круглые, карие и внимательно-живые. "Как у шимпанзе", — думается мне почему-то. Худой, как скелет, но главное — живой, и мне отчего-то становится радостно. Человек выжил. Разве это не хорошо?

                   Илью я не запомнила и сейчас вижу как в первый раз. Коренастый, крепкий, круглоголовый, с ямочками, вспрыгивающими на щеках при улыбке. Тёмная футболка и джинсы, барсетка и кроссовки, а в зрачках — искорки-иголочки жизнерадостного блеска. Хороший парень, решаю я. Да ты бы и не смогла ужиться в группе с плохими людьми.

                   Ну, а ты, главная героиня моих ночных волнений, виновато прячешься за спинами ребят. На твоей голове — бейсболка, причём явно чужая, потому что уходила ты без головного убора.

                   — Ты уж прости, — извиняется передо мной Илья, поблёскивая весёлыми искорками в зрачках. — Давно с Янкой не виделись, вот и посидели маленько...

                   Я впускаю всех трёх товарищей. Глубоко надвинутая бейсболка не даёт мне понять, есть ли на твоей голове волосы или нет, но когда ты со вздохом её снимаешь...

                   — Ё-моё, — вырывается у меня.

                   Сначала твоя бритая голова приводит меня в ужас. Жуткое зрелище! Мне дико видеть тебя совсем без волос, ты сама на себя не похожа с этой "причёской" — а точнее, с отсутствием таковой.

                   — Не бей, пожалуйста... — Ты шутливо прикрываешься руками.

                   Бить тебя мне отнюдь не хочется, а хочется от души отодрать за уши, смешно торчащие на круглой голове. А в горле ни с того ни с сего застревают слёзы:

                   — Ты хоть представляешь себе, какую ночь я пережила?!..

                   — Прости, птенчик, — шепчешь ты.

                   Я не сопротивляюсь твоим рукам, которые обнимают меня и гладят по щекам. До меня вдруг доходит, что ты ласкаешь меня при Ване и Илье, и мне хочется сжаться в комочек... Но им, видимо, всё давно известно о тебе, потому что оба подмигивают, а Илья говорит:

                   — Вот честно, завидую я тебе, Яныч. Красавица у тебя жена. Мне б такую!..

                   Они любят тебя такой, какова ты есть.

                   Что мне остаётся? Я завариваю чай. А ребята переглядываются:

                   — Может, пивка?

                   Ты твёрдо отвечаешь:

                   — Нет, мужики, всё. Тут попойку устраивать не будем. Если Лёня сказала — чай, значит, чай.

                   Когда я закрываю глаза, голоса начинают звучать как будто сквозь слой ваты. Похоже, весь выходной я проваляюсь больная, а значит, не напишу новую главу... Ну да ладно. Главное — ты дома, пусть теперь и лысая. Кстати, твой череп очень красивой и изящной формы, и выглядит это не так уж страшно, как мне показалось сначала.

                   Жара снова превращает мои волосы в сальную шапку. Шампунь и прохладная вода немного спасают положение, но я ловлю себя на том, что завидую твоей стрижке. Впрочем, сама так подстричься я не решусь, вопреки всем очевидным преимуществам такой "причёски" летом.

                   Моя ладонь ложится на твою голову. Ощущение — как бархат. И отчего-то в низу живота начинает пульсировать что-то горячее и волнительное. Неземное спокойствие твоих глаз странно сочетается с возбуждённо приоткрытыми губами, с которых срывается тёплое дыхание, касаясь моего рта.

                   — Утя, я что-то неважно себя чувствую... Давление опять, — бормочу я.

                   — А мы потихоньку, — шепчешь ты. — Я всё возьму на себя, ты ни о чём не думай и расслабься.

                   Я утопаю в мягкости твоих губ, в их бархатисто-щекочущей нежности, и к чёрту все мои угрозы лишить тебя секса. К чёрту, потому что это восхитительно. Я даже не подозревала, что новый вид твоей головы может так меня заводить...

                   Даже не хочется, чтобы наступало двадцатое июля. 

6. На грани палева. Александра

                  Снова на "машине времени" переношусь в нашу первую осень. Встречались мы тогда не так часто, как хотелось бы: ты работала шесть дней в неделю, а в моём графике на воскресенье не всегда выпадал выходной день. Вечера у тебя тоже часто бывали заняты: ты посвящала их собственному музыкальному творчеству и аранжировкам.

                   Приходилось выкраивать время. По средам и четвергам у тебя в школе с одиннадцати до трёх были "окна", и если мои выходные выпадали на эти дни, мы спешили на короткое свидание.

                   Обычно ты ждала меня в скверике у нашего любимого кафе; осеннюю прохладу прогоняла чашка капучино с рисунком на пене, согревая наши руки. Опавших листьев в парке становилось всё больше, и они льнули к ногам, а то и неслись следом, как ласковые собачонки. Я набирала их целыми охапками и осыпала тебя с головы до ног. Смеясь и отряхиваясь, ты добродушно ворчала:

                   — Ну чисто дитё малое...