Ты сказала, что это сработает

В прохладной полутьме «Старбакса» из потолочных динамиков доносилась музыка инди-группы. Я оперлась руками о стойку, потому что ноги подкашивались. Я дрожала. Женщина с тонким серебряным кольцом в носу спросила:

– Что-то хотите?

– Да.

Но мои мысли были заняты тем, что я только что сказала Холли. Я узнала этот свой голос и прямолинейный категоричный тон. Это был мой родительский голос. Я включала его, когда Мэдди, будучи еще соплячкой, поздно возвращалась домой или однажды после школьного вечера захотела остаться в отеле со своим парнем и кучей друзей. Мне так надоедает, когда меня шпыняют, что в итоге я взрываюсь. Мэдди так и говорит:

– Мам, ну давай, взорвись!

Но я позволяла себе это только с Мэдди, и больше ни с кем. Я сама от себя не ожидала, что могу взорваться перед Холли.

– Вам кофе?

У женщины были красивые миндалевидные глаза и светлые косы, обрамлявшие лицо.

– «Нитро Колд Брю», – кивнула я. – Со льдом.

Я стала расплачиваться за кофе и вдруг спохватилась: а где же моя усталость? А ее не было.

Вот так рождается движущая сила религиозных культов. Вас вырывают из привычных обстоятельств, сбивают вам режим сна и бодрствования, добавляют до кучи доминантных личностей с мощной идеологической базой, а дальше вас несет по наклонной, вы воруете кемперы и орете на людей, которых боитесь как огня. Я взяла кофе и сказала себе: Саманта, ты идешь нехожеными тропами. Будь начеку, тогда как обычно я говорила себе: Просто заткнись.

Не говоря ни слова, мы с Холли зарегистрировались в мотеле, взяли номер с двумя двуспальными кроватями, и я тотчас повалилась на свою. Я отправила адрес Саммер, надеясь, что она вернется. Простыни были прохладными, и я мельком отметила про себя, что в номере было сыровато, за окном росли две разлапистые пальмы и слышался непрерывный поток машин. Когда я проваливалась в сон, до меня донеслись слова Холли:

– Готова поспорить, что ты – хорошая мать.

– Так и есть, – сказала я и отключилась.

Я проснулась от голоса Холли – той его версии, которую я не слышала не один десяток лет.

– Ладно, милая. Все в порядке. Я уверена, это пустяки. Приляг. Ты достаточно воды пьешь?

Я сразу поняла, что она разговаривает с Роузи. Этот голос я слышала много лет назад, когда мы были подругами, и мне нездоровилось или хотелось вздремнуть. Это взбодрило молекулу хорошего настроения в моем мозгу, и я вздохнула.

Холли помолчала, а потом сказала еще мягче:

– Скоро я приеду. Позвони сестре. Пусть приедет. Я тебя люблю.

Я подумала, знает ли Роузи, как ей повезло с Холли. Иметь такую подругу – это все равно что иметь рядом с собой супергероя. Я могла только догадываться о том, какой она была в супружестве. Когда умер Джефф, я надеялась, что она приедет на похороны, а когда она не появилась, я свернулась калачиком возле малышки Мэдди и излила на дочь всю любовь, скопившуюся во мне в ожидании Холли. Капля за каплей она проникала в уши Мэдди с моими словами: «Я всегда буду любить тебя. Я никогда не оставлю тебя, пока ты будешь нуждаться во мне. Ты можешь делать что угодно. Ты – мир». Это мое уверение в вечной любви звучало для нее словно колы- бельная.

Холли, продолжавшая разговор, сказала:

– Что ты имеешь в виду, говоря, что мне хорошо быть подальше? Нет, это не так.

В ее голосе не слышалось едкого раздражения, которое прорывалось в разговоре со мной. Она слушала и отвечала не как авторитарная Холли, а как мягкая Холли, которую я знала много лет назад. Это она говорила мне перед экзаменом:

– Сэм, ты сечешь в математике. Ты уже сдавала ее раньше. И снова сдашь.

– Мне не нужно больше людей. Мне хватает тех немногих, которые у меня есть. – Она сделала паузу. – Я люблю нашу деревушку и вернусь, как только смогу.

Снова повисла тишина, а потом она сказала:

– Знаю. Я бы не встретила тебя. Знаю, милая. А теперь не беспокойся обо мне и ложись спать. Всегда.

Я открыла глаза и увидела, что прямые плечи Холли поникли. Она стояла лицом к широкому окну, выходившему на дорогу, в той же позе, как когда я заснула. Я оперлась на локоть.

– Холли, все хорошо? Роузи в порядке?

Холли вздрогнула и кашлянула.

– Да. Отлично. Я воспользовалась твоим телефоном. Ты бы хоть пароль на него поставила. Тут какой-то Брю-Дрю тебе сообщения строчит.

Раздосадованная, я спустила ноги с кровати. Судя по часам у изголовья, я проспала час. Я потянулась к спасительному стакану кофе и сделала глоток.

– Оказывается, у тебя есть мужчина.

– Его нет.

– А Брю-Дрю спрашивает: «Ты как, хвост торчком? Или бочком?»

– Это шутка. Он шутит.

Я улыбалась так, как будто речь шла о чем-то большем. Стоило телефону звякнуть, и мне становилось радостно. Я хотела объяснить, что Брю-Дрю – это врач, с которым мы разговаривали в палате у Кэти, чтобы Холли была в курсе его миссии. Хотелось ли мне сказать это и в то же время надеяться, что между нами что-то еще? И если я не проясню все прямо сейчас, не окрысится ли она на меня потом?

– Что теперь? – спросила Холли.

– Она вернется. Я уверена.

Холли подошла и бросила телефон на кровать рядом со мной.