Лив Мерете опять вернулась на веранду, и я не успел ответить. На этот раз она вынесла коврик побольше, уложила его на перила и давай выбивать со всей силы, так что пыль поднялась столбом. Интересно было наблюдать за ней, она как будто приоткрылась нам. Я отчетливо помню, что подумал:
Так ли это было на самом деле?
Соответствуют ли действительности подобные мысли о людях, или это просто извечно беспомощное толкование чужих жизней, в которые нам нет доступа?
– Вот такую бабу и хотят, собственно, все мужики, – выдала Вибеке.
Необычно было услышать такое от Вибеке. Она сама женщина хоть куда, и прекрасно это знает, таких, как моя жена, у нас в поселке еще поискать, а уж соображает она в сто раз лучше всех их, вместе взятых. Я, честно, не припомню, чтобы она раньше что‐то подобное говорила. Это я, дурак, мог ляпнуть что‐нибудь в таком духе, если чувствовал соперника в мужике, который слишком уж явно хотел общаться с Вибеке больше обычного, – отец кого‐нибудь из учеников, чем‐то впечатливший Вибеке, или коллега по школе, а то и человек, чье имя она вдруг начинала упоминать слишком часто, вроде того
Сошло на нет, и все, больше я имени Ховарда не слышал.
И теперь я не мог решить, стоит ли мне сейчас отвечать Вибеке. Сказать, например, “дa уж, дамочка секси” и засмеяться – или, наоборот, одернуть ее: “Господи, ну что за чушь ты несешь”. Я мудро удержался и оглянулся по сторонам:
– Красиво здесь, в горах. Может, и нам стоит подумать о даче? Мы же раньше собирались.
– Фантазер ты, Йорген, – сказала жена.
Лив Мерете выбила свой половик и теперь развешивала его на перилах.
Вибеке решительно двинулась вверх по склону. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. Тем более что она уже преувеличенно радостно крикнула “привет” и помахала рукой.
Красивая женщина на верандe повернулась в нашу сторону.
Замерла.
Я внимательно следил за всеми ее движениями.
Помню, я еще подумал:
Она улыбнулась.
Слегка покачала головой.
Вскинула брови.
– А… привет? Это… это вы?
Мы подошли к верандe и остановились в паре метров от нее. Я изо всех сил старался казаться невозмутимым. И Вибеке тоже, видел я. Не очень‐то просто казаться прямым, простодушным человеком, когда ты притворяешься и ведешь двойную игру.
Ответила ей Вибеке. По тому, как она держалась, я видел – да что там, я это чувствовал по окружающему ее воздуху, – что она решила взять дело в свои руки, хотя всего несколько минут назад дала мне понять, что разруливать ситуацию должен я. Но теперь передо мной была та Вибеке, которую я хорошо знал, – директор школы, моя жена.
– Нууу, – сказала она, громко рассмеявшись, – мы наверно выглядим по‐дурацки, но тут вот какая история: сидели мы себе дома, скучали, один сын у вас на даче, другой в гостях у моей сестры, и Йорген вдруг говорит, а давай просто сядем в машину и поедем куда глаза глядят, у нас же выходной, ну и поехали кататься… знаешь, как это иногда бывает, когда едешь и едешь наобум? А потом где‐то через час я говорю, слушай, Йорген, а давай зарулим в дачный поселок, может, они сейчас как раз там.
Она повернулась ко мне.
– Ведь так, Йорген?
Играла она бесподобно.
– Так, – улыбнулся я.
Она снова повернулась к Лив Мерете.
– Ну надо же, – сказала соседка, – какие вы молодцы! Входите, входите.
И она распахнула дверь на веранду.
– Проходите, пожалуйста.
– Где он? – спросила Вибеке, не в силах больше притворяться. Голос прозвучал резко, плечи напряжены, скулы сведены.
– Кто?
– Эйольф.
– А, – сказалa Лив Мерете, – они пошли на озеро Литлетъенн ловить форель. По мне, так погода для этого слишком ясная, да и пораньше бы надо было идти. Но Стейнар наверняка сумеет устроить из этого целое представление, так что все будет хорошо.
Ячувствовал, что мы капитально ошиблись, что мы лажанулись по всем статьям. Мы совершенно неверно истолковали поведение Лив Мерете, и наше восприятие ситуации не имело ничего общего с действительностью. Не было ночных лондонских хождений, не было разъяренной жены, хлопающей дверцей автомобиля, не было отчаявшейся жены за живой изгородью, апатичной жены в окне второго этажа, развеселого соседа, мобильного телефона в спальне. Все это показалось нам тогда ужасной, неловкой оплошностью.
Странно вспоминать это сегодня.
Как же мы были правы.
Только не знали, в чем.