Он продолжал ходить по гостиной, руки в карманах, лицо сосредоточенное и хмурое. Всем было неловко. Потом он вдруг остановился и задал старый, как мир, вопрос:
— Кто он?
— Этого мы не знаем, — ответил Карлотти. — Ваша дочь — вероятно, намеренно — ввела в заблуждение агента по продаже недвижимости и деревенскую женщину, сказан им, что он американец. Американца под такой фамилией в Италии нет.
Чалмерс подошел к столу и снова сел.
— Он скорее всего взял себе другую фамилию, — сказал он.
— Возможно, — согласился Карлотти. — Мы навели справки в Сорренто. В поезде, прибывшем из Неаполя в 3.30, был какой-то американец, путешествовавший один.
Я почувствовал, как у меня сжалось сердце. Дышать стало трудно.
— Он оставил на вокзале чемодан, — продолжал Карлотти. — К сожалению, описывают его по-разному. Особого внимания на него никто не обратил. Один проезжавший автомобилист видел, как он шел пешком по дороге Сорренто — Амальфи. Все, правда, сходятся в том, что он был в светло-сером костюме. Служитель на станции сказал, что он высокий. Автомобилисту он показался среднего роста, а мальчику из близлежащей деревни — плотным коротышкой. Четкого его описания нет. Часов в десять вечера он забрал чемодан и уехал на такси в Неаполь. Он очень спешил. Он предложил водителю пять тысяч лир чаевых, если тот довезет его до вокзала, чтобы успеть на поезд до Рима в 11.15.
Чалмерс сидел, подавшись вперед и сосредоточенно глядя на Карлотти.
— Эта дорога на Амальфи ведет и на виллу?
— Да. Там есть поворот.
— Моя дочь умерла в 8.15?
— Да.
— А этот тип поспешно взял такси в 10?
— Да.
— Сколько нужно, чтобы добраться от виллы до Сорренто?
— С полчаса на машине, а пешком около полутора часов.
Чалмерс задумался.
Я сидел, дыша открытым ртом и чувствуя себя довольно скверно. Я ожидал, что после всех этих вопросов он выдаст какое-нибудь ошеломляющее открытие, но ничего подобного не последовало. Он лишь сгорбился и сказал:
— Самоубийством она покончить жизнь не могла. Я уверен. Выкиньте эту версию из головы, лейтенант. Все ясно: она сорвалась с утеса, делая съемки камерой.
Карлотти промолчал. Гранди беспокойно заерзал и уставился на свои ногти.
— Вот вердикт, который я ожидаю услышать, — продолжал Чалмерс резким неприятным голосом.
— Мое дело представить следователю факты, синьор Чалмерс, — мягко возразил Карлотти. — Его дело — решать.
Чалмерс вытаращился на него.
— Да, понятно. Кто следователь?
— Синьор Джузеппе Малетти.
— Здесь, в Неаполе?
— Да.
Чалмерс кивнул.
— Где тело моей дочери?
— В морге в Сорренто.
— Я хочу взглянуть на нее.
— Разумеется. Никаких проблем. Только скажите, когда, и я вас туда отвезу.
— Это необязательно. Я не люблю, когда за мной таскаются. Меня отвезет Досон.
— Как знаете, синьор.
— Только договоритесь там, чтобы меня допустили. — Чалмерс взял новую сигару и принялся сдирать обертку. Впервые с тех пор, как я вошел в комнату, он посмотрел на меня: — Итальянская пресса освещает это дело?
— Пока нет. Мы держали это в тайне, ждали вас.
Он испытующе смотрел на меня, потом кивнул.
— Правильно сделали. — И повернулся к Карлотти. — Спасибо за факты, лейтенант. Если мне еще что-нибудь понадобится, я свяжусь с вами.
Карлотти и Гранди встали.
— Я к вашим услугам, синьор, — сказал Карлотти.
После их ухода Чалмерс посидел немного, глядя на свои руки, потом тихо и со злостью сказал:
— Чертовы макаронники!
Я решил, что самое время избавиться от шкатулки с драгоценностями, которую мне препоручил Карлотти, и выложил ее на стол перед Чалмерсом.
— Они принадлежали вашей дочери, — сказал я. — Их нашли на вилле.
Он нахмурился, подался вперед, открыл шкатулку и уставился на ее содержимое. Потом перевернул шкатулку, и драгоценности высыпались на стол.
Джун встала, подошла и заглянула ему через плечо.
— Ты ведь их не дарил ей, а, Шервин? — спросила она.
— Разумеется, нет! — сказал он, ткнув толстым пальцем в бриллиантовое ожерелье. — Что я дурак — дарить такое ребенку!
Потянувшись через его плечо, Джун хотела взять ожерелье, но он грубо оттолкнул ее руку.
— Оставь! — Резкость его голоса напугала меня. — Поди сядь!
Едва поведя плечами, она вернулась на свое место у окна.
Чалмерс сгреб драгоценности обратно в шкатулку и закрыл крышку. Обращался он со шкатулкой так, будто она сделана из яичной скорлупы.
Потом долго и неподвижно сидел, уставившись на шкатулку. Я смотрел на него, гадая, каким будет его следующий шаг. А что он его сделает, я не сомневался. Он снова обретал уверенность в себе, окружавший его ореол величия снова возгорался. Его жена, глазевшая в окно, и я, разглядывавший собственные руки, снова превратились в пигмеев.
— Свяжитесь по телефону с этим Джузеппе, как там его, — бросил Чалмерс, не глядя на меня. — Ну, с этим следователем.
Я отыскал номер Малетти в телефонной книге. Пока я ждал, когда нас соединят, Чалмерс продолжил:
— Сообщите новость в прессу: Хелен находилась на отдыхе, сорвалась с утеса и разбилась насмерть. Никаких подробностей.
— Слушаюсь, — сказал я.
— Завтра в девять будьте здесь с машиной. Я хочу съездить в морг.