Когда выключаю телефон, к горлу подступает тошнота. Бегу в туалет с мыслью: «Слишком много мохито, любоф моя».
День проходит ужасно. Я жутко себя чувствую и решаю остаться в постели. Мне нужно поспать.
Вечером слышу, как подъезжает машина Эрика, и поднимаюсь. Чувствую, что мне уже лучше. Какое счастье! Стараясь не бежать, дабы не тревожить лишний раз свой желудок, выхожу из комнаты. Проходя к лестнице, слышу, как открывается входная дверь. К моему удивлению тут же раздается голос Лайлы:
– Джудит отдыхает. Она плохо себя чувствует.
– Что с ней? – спрашивает Эрик.
Спрятавшись в тени на лестничной площадке, смотрю на них и подслушиваю. Девушка поясняет:
– У нее болела голова, и она отказалась есть. Вчера слишком много выпила.
– Она слишком много выпила?
Эта хитрая стерва кивает и добавляет:
– Между нами говоря, я не удивляюсь, что у нее болит голова; она без устали курила с Мартой, и они сбились со счету, заказывая мохито, танцевали с тамошними мужчинами.
Я в шоке… Просто не могу в это поверить.
Окончательно цепенею, когда она продолжает:
– Кстати, Бьорн тоже был в «Гуантанамере».
– Бьорн?!
Мне вовсе не нравится выражение лица Лайлы, когда она это произносит. Сучка добавляет:
– Он был там с одной девушкой и хорошо с ней повеселился, точно так же, как и с Джудит. Ну, ты же знаешь, какой у тебя друг. Он никогда не упустит такой возможности, когда девушка остается одна.
Убью. Я ее убью.
Выцарапаю ей глаза и сделаю из них серьги.
И что эта бестолочь пытается ему донести?
Мне не видно лица Эрика. С того места, где я стою, видна лишь его спина, но я замечаю, что она каменеет.
Это плохой знак!
Эрик идет к себе в кабинет, говоря:
– Лайла, спасибо за информацию.
Он открывает дверь и закрывает ее перед самым носом Лайлы. Она замирает перед дверью.
Вот чертова лиса. Теперь уж точно ясно, что между нами не может быть никакой дружбы.
Я уже собираюсь спуститься и оторвать ей уши, но в этот момент появляется Симона с Кальмаром на руках. Лайла говорит:
– Давай, бросай этого уродца и приготовь мне ванную.
Услышав это, Симона окидывает ее взглядом и отвечает:
– Единственный уродец здесь – это ты. Приготовь сама.
Я чуть было не закричала: «Оле, оле, оле, моя Симона!» – но промолчала.
Бьорн прав. Эта девчонка – настоящий волк в овечьей шкуре.
Вечером Эрик не слишком разговорчив. Я пытаюсь с ним заговорить, но в конце концов сдаюсь. Когда он такой упертый, лучше оставить его в покое. Это пройдет.
Когда мы ложимся спать, он поворачивается ко мне спиной. До сих пор сердится на меня из-за вчерашней пирушки. Вздыхаю, ожидая, что он скажет что-нибудь. Но ничего. Он даже не реагирует на мои шумные вздохи.
В итоге я придвигаюсь к Эрику и шепчу ему на ухо:
– Я все равно тебя люблю, хоть ты и не хочешь со мной разговаривать.
Затем поворачиваюсь в кровати. Позже, когда я уже почти сплю, Эрик шевелится, подползает ко мне и обнимает. Я улыбаюсь и засыпаю.
В ноябре я уже сыта Лайлой по горло.
С каждым днем мне все труднее выносить ее присутствие. Когда я узнала о ее тайне, она объявила мне войну. При Эрике мы, конечно, великолепные актрисы.
Флин уехал с классом на экскурсию и сегодня не будет ночевать дома. Мой маленький смурфик-ворчун взрослеет.
– Завтра возвращается Флин, – радостно говорю я за ужином. – Уверена, что он отлично провел время.
Эрик с улыбкой кивает. Он всегда улыбается, когда вспоминает о племяннике. Но тут вмешивается Лайла:
– Кстати, на следующей неделе у меня заканчивается работа здесь, и я буду вынуждена вас покинуть.
Боже мой, какая новость!
Я готова вскочить, чтобы сделать волну, но сдерживаюсь, дабы не смущать Эрика.
– О, какая жа-а-а-а-а-а-алость! – лгу я, как негодяйка.
Прекрасно зная меня, Эрик бросает на меня взгляд, приподняв одну бровь, и спрашивает у Лайлы:
– В каких числах ты уезжаешь?
– Думаю взять билет на 7 ноября.
Мой парень кивает и говорит:
– На следующей неделе мне нужно уехать в Лондон по работе на несколько дней. Хочешь полететь на моем самолете? Я был бы очень рад.
– Отлично! – отвечает она.
Стоп!
Эрик что, едет в Лондон?
Как это он уезжает и ничего мне не говорит?
Бросаю на него взгляд, но решаю промолчать. Спрошу его об этом, когда мы останемся одни.
После ужина садимся посмотреть телевизор. Лайла же, будучи крайне надоедливой, усаживается рядом с нами. Но мне не терпится поговорить с Эриком, и, глядя на него, я говорю:
– Дорогой, мне нужно с тобой поговорить.
Услышав это, Лайла, к моему удивлению, сразу же встает и с ангельским видом произносит:
– Я оставлю вас наедине. Пойду почитаю.
Мы остаемся в гостиной одни, и Эрик не сводит с меня глаз. Он понимает, что я сержусь на него из-за поездки. Желая немного меня утихомирить, улыбается и подходит к музыкальному центру.
Этот немец что-то затевает!
Он просматривает несколько CD-дисков с музыкой и, показав один, говорит, подмигивая мне одним из своих прекрасных глаз:
– Эта песня тебе очень нравится. Давай, поднимайся и потанцуй со мной.
Удивленная тем, что он хочет танцевать, встаю.
Я ни за что это не пропущу!
Когда начинается песня «Если нам позволят», замечательная ранчера, обнимаю его и шепчу:
– Обожаю эту песню.