Ты умеешь хранить секреты?

— Дай трубку! — Я выхватываю телефон у Джемаймы. Сердце колотится так, что я почти не слышу себя. — Привет! — бросаю я коротко. На большее нет сил.

— Эмма, это я, — доносится знакомый голос, и вал эмоций неожиданно накрывает меня с головой. Хочется плакать. Ударить его. Может, даже покалечить…

Но я каким-то непонятным образом держу себя в руках.

— Больше не желаю говорить с тобой. Никогда. — И, тяжело дыша, даю отбой.

— Молодец! — восхищается Лиззи.

Телефон снова звонит.

— Пожалуйста, Эмма, выслушай меня! — просит Джек. — Понимаю, как ты расстроена. Но если позволишь мне объяснить…

— Ты плохо слышишь?! — кричу я, наливаясь краской. — Ты использовал меня, унизил, и я не хочу ни говорить, ни видеть тебя, ни…

— Пробовать, — подсказывает Джемайма, усердно кивая.

— …ни касаться. Никогда. Ни за что.

Снова выключаю телефон, марширую в комнату и выдергиваю вилку из розетки. Потом дрожащими руками вынимаю мобильник и как раз в тот момент, когда он начинает звонить, нажимаю кнопку.

Снова выхожу на балкон. Меня еще трясет от шока. Неужели вот так все и кончилось? За какие-то полчаса мой идеальный роман превратился в прах.

— Ты в порядке? — встревоженно спрашивает Лиззи.

— Думаю… да. — Я падаю на стул. — Только немного трясет.

— А теперь, Эмма, — объявляет Джемайма, изучая свои ногти, — не хочу на тебя давить, но ты знаешь, что нужно делать, верно?

— А что?

— Отомстить! — Она поднимает голову и окидывает меня решительным взглядом. — Пусть заплатит за все!

— О нет! — не соглашается Лиззи. — Мстить — это низко! Разве не лучше просто повернуться и уйти?

— И что хорошего это даст? — парирует Джемайма. — Думаешь, это его проучит и твой уход заставит его трижды пожалеть о том, что он пересек тебе дорогу?

— Мы с Эммой всегда считали, что главное — чистая совесть и моральные принципы, — объявляет Лиззи. — «Жить спокойно — вот лучшая месть». Джордж Херберт.[39]

Джемайма непонимающе смотрит на нее.

— Не важно! — изрекает она, поворачиваясь ко мне. — Буду счастлива помочь. Месть, собственно говоря, — моя специальность. То есть хобби…

— О чем это ты? — спрашиваю я, избегая смотреть на Лиззи.

— Поцарапать машину, изодрать костюмы, зашить рыбу в занавески и дождаться, пока она протухнет… — тараторит Джемайма, словно декламируя стихотворение.

— И все это ты усвоила в школе? — удивляется Лиззи.

— Просто я на самом деле феминистка! — гордо объясняет Джемайма. — Мы, женщины, должны бороться за свои права! Знаешь, перед тем как выйти замуж за папу, мама встречалась с каким-то ученым типом, который нагло бросил ее! Три раза передумывал жениться — и это за три недели до свадьбы! Представляете? Так вот, как-то ночью она прокралась в его лабораторию и отключила дурацкие аппараты. Весь опыт пошел к чертям! Она всегда говорила, что Эмерсон свое получил!

— Эмерсон? — потрясенно ахает Лиззи. — Не… случайно, не Эмерсон Дэвис?

— Именно Дэвис!

— Эмерсон Дэвис, который едва не нашел лекарство от оспы?

— И что же? Ему не следовало издеваться над мамой, верно? — хмыкает Джемайма, вызывающе вскидывая подбородок. — Кстати, еще одна из маминых гениальных идей — ледяное масло. Каким-нибудь образом устраиваешь так, чтобы переспать с парнем еще раз, а потом спрашиваешь: «Как насчет массажного масла?» И втираешь его в… сама понимаешь. — Ее глаза сверкают. — Поверь, он такое надолго запомнит!

— Это тебе мама рассказала? — уточняет Лиззи.

— Да. Она у меня молодец, верно? Когда мне исполнилось восемнадцать, она усадила меня и заявила, что должна кое-что объяснить насчет мужчин и женщин.

— Именно тогда она научила тебя втирать ледяное масло в мужские гениталии? — поражается Лиззи.

— Только если мужчина тебе насолил, — раздраженно уточняет Джемайма. — Да что это с тобой, Лиззи? По-твоему, мы должны позволить мужчинам вытирать о нас ноги? И все им спускать? Какой удар по феминизму!

— Я этого не говорила, — оправдывается Лиззи. — Просто не стала бы пользоваться ледяным маслом.

— А чем бы ты воспользовалась, умница наша? — язвительно интересуется Джемайма.

— Ну, — говорит Лиззи, — если бы я пала так низко, чтобы мстить, чего бы никогда не сделала, поскольку считаю это огромной ошибкой… — Она замолкает, переводит дыхание и торжествующе заканчивает: —…я поступила бы точно так же, как он. Сообщила бы всем его секреты.

— Собственно… что ж, совсем неплохо, — неохотно признает Джемайма.

— Нужно унизить его, — продолжает Лиззи с сознанием собственной правоты. — Пристыдить. И посмотреть, как это ему понравится.

Обе выжидающе смотрят на меня.

— Но я не знаю его секретов, — возражаю я.

— Подумай хорошенько, — советует Джемайма.

— Конечно, знаешь!

— Да нет же! Лиззи, ты с самого начала правильно определила наши отношения как односторонние. Я поделилась с ним своими секретами, а он ничего мне не сказал. Мы не были родственными душами. Я оказалась полной кретинкой.

— И вовсе не кретинкой, — качает головой Лиззи, сочувственно кладя руку мне на плечо, — просто очень доверчивой.

— Это, в сущности, одно и то же.

— Ты должна что-то знать, — настаивает Джемайма, — раз уж спала с ним! У него наверняка есть слабое место.