Полицейских вызвал местный житель, который выгуливал собаку у кладбищенской ограды и услышал наши вопли. Разумеется, у защитников порядка возникла куча вопросов. Что мы забыли здесь ночью? Как угодили в эту яму? Что это вообще за яма? И кто так отделал мужика?
К моему удивлению, Мак оказался живехонек, хотя его шея и грудь были покрыты запекшейся кровью, а футболка и штаны разорваны в клочья. Он приподнял голову, окинув нас затуманенным взглядом. Пытался разглядеть меня и Эдди, но сомневаюсь, что он нас видел.
– Этот волк… – прошептал он. – Этот волк…
Один из полицейских, высокий молодой человек с короткими светлыми волосами, голубыми глазами и красивым загаром, осторожно уложил его на траву.
– Не пытайтесь говорить. Скорая прибудет с минуты на минуту.
Мак со вздохом расслабился и закрыл глаза.
Полицейский повернулся к нам с Эдди:
– Он сказал «волк»? Не тот ли, что задрал пса в шейдисайдском парке?
Я покачала головой.
– Никакого волка я не видела.
– Я тоже, – поддакнул Эдди. – Мы слышали звуки борьбы. Наверху. Но со дна ничего не могли разглядеть. А потом Мак как рухнет вниз, весь в крови!
Коп прищурился.
– То есть волка вы не видели?
Мы дружно покачали головами.
– Никакого волка.
– Мужик, наверное, бредит, – заключил полицейский.
Уже потом, по пути через кладбище к патрульной машине, стоявшей у ворот, я заметила на земляной дорожке отпечатки волчьих лап. Смотрела на них и думала: суждено ли нам еще встретиться?
Полицейские вызвали наших родителей, и остаток ночи мы провели в участке. Разумеется, мама с папой жутко перепугались, узнав, в какую передрягу мы угодили. О Софи они не спрашивали. Откуда им было знать, что она увязалась с нами?
Я, как могла, старалась отвечать на вопросы, но в голове крутилась одна-единственная мысль: как я расскажу маме и папе о Софи?
К утру из Министерства финансов прибыл агент Фэйрфакс. Деньги были извлечены из ящика стола Мака. Фэйрфакс сказал, что теперь Лу смягчат приговор. А потом огорошил нас известием, что нам с Эдди полагается по пять тысяч долларов за возврат денег.
Наверное, все ожидали, что я от счастья подыму визг до небес. Ну, отличная же награда. Но что такое пять тысяч долларов, когда я лишилась сестры?
Эдди был измучен не меньше меня. К тому времени, как мы ответили на все вопросы, ужас прошлой ночи только-только начал доходить до нашего сознания. Мне хотелось плакать, кричать и лезть на стену. Признаться, я боялась, что от избытка эмоций меня разорвет на куски.
Оказавшись на улице, я обняла Эдди и долго стояла, прижавшись щекой к его щеке.
– Позже поговорим, – прошептал он и, отпустив меня, ушел со своей мамой.
– Я… я… – Мне хотелось рассказать о Софи, но мама закрыла рот ладонью.
– Ты и так натерпелась да еще не спала всю ночь. Обо всем поговорим позже, – сказала она, открыв мне дверцу машины.
Папа влез за руль.
– Отчим Эдди присядет теперь всерьез и надолго, – заявил он. – Он идиот, если думал…
– Не сейчас, Джейсон! – Мама хлопнула его по руке. – Перестань. Нашел время.
Домой ехали молча. Всю дорогу я думала: когда лучше рассказать о Софи? Когда?
Мне не хотелось плакать при родителях. Тем более в машине. Но слезы щипали глаза, текли по щекам, и я кусала губу, чтобы не разреветься.
Мне было страшно войти в дом, где больше не будет моей сестры. Я открыла дверь кухни, зашла…
А у раковины стояла Софи и как ни в чем не бывало мыла здоровенную сизую сливу.
Она повернулась мне навстречу (должно быть, услышала, как я ахнула) и совершенно спокойно осведомилась:
– Ты где была? Я уже несколько часов забрасываю тебя эсэмэсками!
– Что? – Я вылупилась на нее, как на мираж. Или я рехнулась, или опять вижу сон. – Софи? Ты действительно здесь?
Она вытерла сливу бумажным полотенчиком.
– Я говорила маме и папе, что заночую у Либби Говард. Они разве не сказали?
– Из-за этого дурдома я совсем запамятовала, – пожаловалась мама.
Сестра сделала бровки домиком.
– А что случилось? Я все пропустила, – захныкала она.
Нет, ну какова актриса! Родители думают, что она ночевала у подружки. Знали бы они…
– Ты все пропустила, – сообщил ей папа. – Эмми вчера ночью чуть не убили на кладбище домашних животных, но теперь с ней все в порядке.
– Об этом после, – отрезала мама. – Эмми, иди к себе. Отоспись как следует. Уверена, это необходимо, ведь ты всю ночь глаз не сомкнула.
Софи последовала за мной в спальню. Там она схватила меня и прижалась щекой к моей щеке.
– Неохота мне жить в лесу, – прошептала она, щекоча ухо жарким дыханием. – Хочу жить дома. Я не животное, чтобы спать под открытым небом.
– Это хорошо, – промямлила я. А что еще я могла сказать?
Она крепко взяла меня за плечи.
– Только у меня к тебе серьезный вопрос, – шепнула она, глядя мне в глаза.
– Вопрос? – пискнула я.
Она кивнула.
– Ты умеешь хранить тайны?