Ты умрешь красивой

Только спустя некоторое время, когда волнение отступит, он поймет, что испытал это впервые – способность чувствовать чужую боль. Именно поэтому он бросился останавливать самоубийцу. В любом другом случае – стоял бы и наслаждался зрелищем. Это был его фетиш: смотреть, как жертва переживает свои последние секунды жизни, и пытаться расщепить чужие чувства на атомы. Доселе эти эксперименты не приносили никаких плодов. Мелек ничего не ощущал. Ничего! Ни грамма сочувствия. Господь как будто забыл положить ему под черепную кость зеркальных нейронов, или те просто спали.

Но вдруг!

Вдруг он увидел эту девушку, режущую себе вены, и зеркальные нейроны, спящие десятки лет, пробудились.

Она сначала слабо сопротивлялась, но потом затихла в его руках.

– Зачем? Зачем вы помешали?

– Самоубийство! – не зная, что говорить в таких случаях, лепетал Мелек. – Самоубийство… здесь! где полно людей… ваша группа… это же музей! Лувр, тут Микеланджело, да Винчи…

– По-моему, нет ничего лучше: умереть в цитадели мирового искусства. – По ее губам блуждала полубезумная усмешка, глаза блестели слезами.

– Отдайте мне ваше лезвие. – И тут он заметил, что ее рука была испещрена белыми линиями шрамов – от поднятого рукава до пальцев!

Она из тех, кто режет себя сама.

Изо дня в день, годы.

Из тех, кто носит в кармане лезвие, как другие – пачку сигарет.

Маньячка! Зачем это делать? Мелек видел таких в кино, думал, режиссеры рисуют неправдоподобных, не существующих в природе существ. Инстинкт самосохранения есть даже у такого чудовища, каким его создала природа. Все его жертвы, каждая, молила о пощаде. Они гуляли по парку в костюмах, как пара влюбленных, и каждая висла на его руке и молила отвезти в больницу. Ранение всегда было пустячным, но Мелек заставлял их ходить, двигаться, и они теряли кровь на его глазах, медленно угасали, жизнь в них кончалась быстрее, чем иссякала надежда. Но они продолжали его умолять и, падая, все еще верили, что ранение пустячное, он наиграется и отвезет в больницу. Всегда один и тот же сценарий. Одна и та же мольба.

Они не хотели умирать. А эта – сама искала смерти. Разве такое бывает?

Трясущимися руками он вынул из кармана платок, сделал из него повязку – бесполезно, кровь мгновенно пропитала материал.

– Вам надо в больницу, – сказал он. – Позвольте я вас донесу? У вас нет сил.

Она стояла, покачиваясь, – удерживалась на ногах лишь потому, что одной рукой упиралась в раковину, а с другой стороны ее придерживал он.

Вот почему она носит черное!

За дверью то и дело раздавались шаги. Мелек включил воду и, не отпуская Зою, смыл с раковины кровь, стер разводы с крана, а потом принялся развязывать узел галстука и судорожно стянул его через голову. Наконец удалось перетянуть руку девушки выше раны жгутом, и кровь перестала биться толчками.

Дверь в туалет открылась, кто-то шагнул внутрь.

– Не видите, девушке плохо? – не своим голосом заорал Мелек на возникшего в проходе китайца. – Идите в женский!

Незадачливый турист мгновенно испарился. Мелек усадил Зою на пол, помог прислониться к стене. Нашел в углу напольную желтую табличку «туалет на уборке» и выставил ее за дверь.

– Вам надо в больницу. – Он судорожно вытирал пол от крови туалетной бумагой – старая, неискоренимая привычка маньяка избавляться от улик. Потом тщательно вымыл руки по медицинской схеме и опустился рядом с Зоей на пол.

– Я сейчас поднимусь, – ответила она. – Мне уже лучше.

– Кровь не остановится.

– Она у меня густая… – беспечным, но слабым голосом отозвалась она. – Да и не так чтобы много. Сейчас остановится.

– Вы не сможете проводить экскурсию.

Она посмотрела на него, и губы раздвинулись в полубезумной улыбке. Половину лица скрывали волосы.

– Думаете, я в первый раз делаю это здесь?

– Я заметил шрамы.

Она подтянула колени и уронила на них голову. Белая, голая, перетянутая его галстуком рука безвольно свисала на кафельный пол в черно-белую клетку. На коже кровавые разводы и тонкий узор шрамов. Будто это была рука инопланетного существа, рептилии.

И вот тут он понял, что никогда не будет прежним. Да, он не убивал уже семнадцать лет, но жажда убивать и наслаждаться запахом смерти не иссякла, стояла комом в горле, неудовлетворенная и вечно ноющая, как застрявший в плоти осколок шрапнели. А сейчас он будто увидел то, что столько лет было от него сокрыто – он не единственный на земле живой человек в мире механических кукол. Он встретил свою Еву! Их теперь двое… Он не будет так бесконечно одинок, как прежде.

Через несколько минут она действительно поднялась, сама подошла к раковине, смыла жидким мылом с руки пятна засохшей крови, вытащила из сумочки антисептик и пластырь. Быстро обработала длинный, сантиметров в пять порез, сделанный вдоль предплечья у локтя, залепила пластырем и спустила рукав. Если рана будет кровоточить, черная ткань надежно скроет это.