Ты – всё (СИ)

— Нет, нет… — вновь тон меняю. Поглаживая его щеки, умоляю: — Не надо, Ян. Не надо.

— Обними меня, и помолчим.

— Да как же тут молчать?..

Сам обхватывает руками. Прижимает к себе. Спрятав лицо у меня на груди, так отрывисто вздыхает, что у меня по всему телу волоски дыбом встают. После этого волна дрожи прокатывается и по крупным плечам Нечаева.

— Ян… — глухо его имя толкаю. Зарываясь пальцами во влажные волосы, ласково повторяю: — Ян…

— Девочка моя…

Мурашки на моей коже не исчезают. Он с таким трепетом шепчет, с такой нежностью гладит, с такой любовью к себе прижимает… Не то, что не дрожать, невозможно не плакать.

— Прости меня, Ю.

— Нет! Нет, не смей просить у меня прощения! Не за что!

— Я не справился. Подвел тебя. Не был рядом, когда больше всего нуждалась.

— Это не твоя вина! — хочу кричать, но получается слабо. Голос тонко-тонко звучит. Кажется, вот-вот порвется какая-то связка, и я замолкну навсегда. — Слышишь меня? Ян? Ты меня убиваешь сейчас, когда на себя все берешь! Хватит! Не смей! Я прошу тебя… — срываюсь на плач, когда он начинает целовать мое запястье, и я чувствую капающую с его губ горячую влагу. — Ян… Это я слабая была… Я… Только я… Ты молодец… Ты для меня выше всех! Я других таких не знаю. Ты уникальный человек. Ты всех перерос. Мой Ян Титан. Ты всех их сделал. Ты этот мир победил! Врачи гарантий не давали? А я бы в тебе не сомневалась. Я бы знала, что ты снова пойдешь. По-другому и быть не могло, Ян. Слышишь, Ян?

Он что-то мычит. И от этого мучительного стона у меня новая дрожь летит.

— Ты — моя сила, Ю. Ты — сила, которую я просил у Бога в минуты слабости. Обращаясь к нему, всегда тебя вижу.

Прижимаясь губами к моей шее, Нечаев долгое мгновение молчит.

После паузы поднимает голову. Смотрит прямо в глаза. Все еще болезненно, но при этом осознанно и с той обволакивающей силой, которая дает надежную опору.

— Я исчез, как ты сказала. Ушел и пропал. Это правда, — говорит уверенно, взвешенно и успокаивающе. — Наверное, эгоистично, но я хотел, чтобы ты запомнила меня не тем парнем, которого поломали у карьера. А тем свободным, реактивным, бесшабашным, смеющимся, мужественным, храбрым, целеустремленным, как ракета, пацаном, который, вопреки всем и вся, смог тебя добиться. Влюбленным в жизнь, в футбол, в людей и бескрайне, по самую, блядь, макушку вмазанным в тебя, Ю. Тем, для кого ты всегда была особенной.

На моем сердце будто последний замок слетает, а из души весь холод уходит.

Слезы льются, но больше в них нет горечи.

Облегчение — вот, что я чувствую. Исцеление.

— Я запомнила, Ян… А еще тактичным, надежным, терпеливым, нежным и страстным. Тем, кто дороже всех. И даже ложь, которую мне со всех сторон навязывали, не смогла этого изменить. В глубине души я все равно знала, что ты тот, кого видела я. Не такой, как все. Самый лучший. Родной.

Сморщившись, мой Нечаев поджимает губы, шумно вдыхает и начинает учащенно моргать.

— И сейчас… Скажи, Ян… Когда ты узнал про мои вены, твои чувства ко мне изменились?

— Меньше я любить тебя не стал, если ты об этом, — бормочет он приглушенно, глядя прямо в глаза. — Наоборот, Ю. Эти чувства еще больше углубились.

— Вот и я, Ян. Люблю тебя еще сильнее.

Нечаев притягивает меня к груди. Застывает. А потом я слышу тот самый вздох облегчения, который и предшествует исцелению.

— Что за укол ты себе в ванной делал? — спрашиваю еще пару минут спустя, едва разрываем объятия, чтобы Ян мог встать и подбросить дров.

Не смотрю на него. Даю дополнительное время собраться с духом.

Он неторопливо укладывает свежие поленья в камине, ставит на место защиту и, лишь возвратившись ко мне, отвечает.

— По всему моему телу титановые пластины, винты, стержни, спицы, импланты, — делится так просто, словно это ерунда какая-то. — В бедре одна хреновина треснула и сместилась.

— Господи… Это опасно?

— Воспаление началось. Извлекать нужно.

— Значит, ты был в больнице? Почему не сказал? Собирался вообще?

— Собирался, — отрезает по-Нечаевски твердо. — Думал, как эту шикарную новость преподнести, — на этой фразе сарказм включает.

— Постфактум, конечно?

— Конечно.

— А теперь что? Ян? Нам нужно срочно лететь обратно в Берлин!

— Нам?..

Боже, он реально выглядит растерянным!

Не просто не планировал меня с собой брать. И не задумывался о подобном.

— Даже не думай, что я хоть когда-нибудь останусь дома.

И снова он замолкает.

Долго думает. Но, в конце концов, выдает:

— Напишу отцу, чтобы приехал за нами в половине пятого. Успеем не только на первый рейс до Берлина, но и на операцию, к которой я готовился.

— Правда?

— Правда.

В самом деле берет мобильный и набивает сообщение. Заглядываю, чтобы убедиться, что Роману Константиновичу пишет. Ян отправляет и отбрасывает телефон в сторону. Перехватывая мой взгляд, напирает.

— А сейчас поцелуй меня, Ю.

— Сексом я сегодня заниматься не буду, — выпаливаю взбудораженно.

Пусть думает, что это мой выбор. Сам ведь не признается, что организм на резерве пашет.

— Хорошо, блин. Просто поцелуй. Давай, Одуван. Иди сюда. Как в самый первый раз.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, заваливает меня на шкуру.