— В том, что случилось тогда… — заговорил после паузы папа, — … есть и наша вина. Причем во всем. Что касается тебя… — жуя губы, он тщательно подбирал слова, — …в этом несчастье, возможно, тоже. Все ведь наложилось тогда: скандал у нас дома, то, что вы с Юнией были вынуждены среди ночи бежать, смерть тещи и такое же скоропостижное желание дочки вернуться домой… Да и потом… Вместо того, чтобы поддержать, набросились все… — голос папы оборвался.
Лицо его исказилось от боли. Вскочив, он быстро вышел из кухни, где мы все сидели. Но из коридора впервые в жизни мне послышалось, как он заплакал.
Я взлетела на ноги следом. Догнала папу и прижалась к его груди. Только в тот миг мы простили друг друга окончательно.
И вроде все отпустили, но волнение, когда видимся, до сих пор не утихает.
— Папа, все хорошо…
— Все хорошо, дочка.
Эти заверения мы выталкиваем одновременно.
Я беру отца под руку. Мадина обмахивает наши лица веером. Оля в последний раз инспектирует весь мой облик и, поправив фату, дает Марине знак распахнуть двери.
В тот же момент, как я вижу заполненную гостями террасу, начинается проигрыш потрясающей песни, которую я выбрала для своего выхода с подсказки Агуси.
Папа отыскивает мои нервно стиснутые в кулак пальцы и, ободряюще сжав их, шагает вперед, заставляя и меня ступить на белую ковровую дорожку, которая должна привести нас к Яну.
Я не сразу решаюсь поднять взгляд и посмотреть на него. А когда решаюсь… Сердце срывается и раньше меня летит к нему.
Думала, буду наслаждаться своей последней дорогой от Филатовой до Нечаевой. А на деле бежать к Яну хочу, так не терпится очутиться рядом. Потому что мир для меня — не просто земной шар. Мой мир — это Он. Его глубокие глаза, в которых хранится мое детство, мое отрочество, моя юность и венец моей молодости. Мои чувства, мои признания, мои страхи, мои ошибки, мои слезы, моя печаль, мой стыд, моя страсть, мои радость и счастье. Я очень надеюсь, что рядом с Яном пройдут мои зрелость и старость, и в итоге угаснет огонек моей долгой жизни.
Но, Боже мой, сколько же мы потеряли! И как мне сейчас жадно жалко каждую убегающую секунду.
Забыв о лирической мелодии и вздыхающих в умиление гостях, я подбираю подол платья и на середине дорожки срываюсь на бег. Папа — излишне серьезный директор гимназии — поддерживает меня настолько, что подхватывает мой темп и бежит со мной. Музыканты резко начинают играть ту же композицию в ускоренном ритме.
Последнее, что я вижу — круглые как блюдца глаза мамы и аплодирующих нам отца и богатырей Нечаевых.
Мгновение, и я влетаю Яну в руки, потому как он тоже не выдержал — прошагал мне навстречу.
— Вот это выпад, Зая. Словно гол крученный, — выдыхает мне в ухо. — У меня грудь сотряслась.
— Я люблю тебя, — выдыхаю. Не знаю, в какой момент папа отпустил, но сейчас мои руки полностью свободны. Я могу гладить Яна, обхватывать ладонями его лицо и целовать. — Я люблю тебя так сильно… — губы дрожат, и из глаз проливаются слезы.
Моргаю, чтобы встретиться с глазами, внутри которых заключен весь мир. Внутри которых я сама живу. Внутри которых мне комфортнее, чем в своем собственном теле.
— Забирай меня, Ян Нечаев. Бери в жены безотлагательно и навсегда.
— Беру, Ю. Забираю, — соглашается так же серьезно, как предлагаю себя я.
Лишь после этого улыбаюсь.
— У меня не поплыл макияж?
— Все в порядке. Ты очень красивая.
— Спасибо.
Взяв меня за руку, Ян ведет нас к арке, украшенной белыми цветами и развевающимися синими занавесками. Любуюсь ею, а также открывающимся с террасы видом на море. Но лишь до тех пор, пока не встречаюсь взглядом со Святославом Усмановым.
Никогда в жизни я к нему романтических чувств не пытала, однако в эту минуту сердце пропускает удар.
Я скучала. Он был близким и дорогим человеком. Но после того, как ужасно мы расстались, искать какие-то контакты не смела. Пять лет назад я разбила ему сердце и все эти годы боялась разбередить старые раны. Каково же было мое удивление, когда Ян сказал, что, узнав о нашей свадьбе, Усманов сам изъявил желание быть свидетелем. Удивилась и обрадовалась.
Святик кивает мне и сдержанно улыбается. Я отвечаю ему тем же.
— Юния, — обращается ко мне Ян, и я сосредотачиваю на нем все свое внимание.
Глаза в глаза. Он надевает мне на палец обручальное кольцо и нежно сжимает мою кисть.
— Чтобы стоять здесь, друг напротив друга, мы преодолели большой и сложный путь. А сколько еще перед нами! — он улыбается, а у меня начинают снова слезиться глаза. — Я не могу обещать, что все плохое осталось в прошлом, — говорит, растирая мои руки. — Нас ждет еще более долгий, извилистый и, возможно, ухабистый путь. Трудности будут. Будут, Ю. У кого их не бывает? Но я обещаю тебе быть рядом, любить и уважать, беречь и защищать. В этом мире ты всё, что мне нужно. Ты — всё, Ю.
Прежде чем взять с подставки, которую держит Богдан, кольцо, ловлю кончиками пальцев слезы.