Ты за моей спиной (СИ)

Я всхлипываю. Поворачиваюсь на бок. Вздыхаю.

Я все понимаю. Нужно быть слепым, чтобы испытывать какие-то чувства по отношению к такой, как я. Нет, я понимаю, что не уродина. Но сейчас выгляжу крайне неважно, и это еще слабо сказано.

И потом... Федя ведь не дает мне никаких обещаний. Это его обращение «родная» ... Ну мало ли... Вдруг он ко всем девушкам так обращается. И с мамой знакомит. Кто ж его разберет, этого Федора Львовича Белявского!

Подтягиваю колени к животу. Мне плохо. Жарко. Обидно чувствовать себя отвергнутой.

– Я напрягаю тебя, понимаю, – говорю я, не открывая глаз, – не волнуйтесь, Федор Львович, я уеду, как только смогу.

– Что?! – рычит он, но я не боюсь его. Совсем. Его рычание мне даже нравится, оно позволяет убедиться, что все происходит в реальности.

– Просто я неверно все поняла. Думала...Надеялась..., – вздыхаю я, укрываясь одеялом, мне стыдно, больно, обидно, – Забудь. Я наивная дура. Ни черта не понимаю в этой жизни.

– Надия..., – слышу его свистящий выдох и шепот, – поясни!

Напряжение в моем теле достигает определенной грани, которую я не перешагиваю – перелетаю. И сложно уже остановиться, потому что эмоции разрывают меня изнутри.

Я сажусь на постели. Смотрю на Федора. Понимаю, что вот-вот разрыдаюсь.

– Ты меня не хочешь! – припечатываю я дерзко.

В ответ я слышу то ли рычание, то ли громкий стон. Федя на секунду запрокидывает голову, сжимает кулаки, рвано выдыхает и вновь смотрит на меня.

Я подтягиваю колени к животу и сижу, обнимая их руками. Мне все еще дискомфортно, жар никуда не исчез, а сердце до боли сжимается в груди.

– Открой глаза, родная. Что ты видишь? Я громила. Думаешь, у меня только руки огромные? – он трясет кулаком едва ли не перед моим носом. – А ты только-только идешь на поправку.

– И что? – не понимаю я.

– А ничего! – психует он.

Я вижу, как он злится. Но и я сейчас очень рассерженна на него.

– Так и скажи, что я тебя не возбуждаю. Конечно! Кому понравится сопливая девчонка без опыта! – шепчу с досадой и утыкаюсь лбом в свои колени.

***

Федя дергается, как от удара током. Не верит своим ушам.

– Не шути так! – рычит, качнувшись вперед.

Кулаки сжаты до хруста в костяшках. Белого распарывает желание дернуться вперед. Всего полтора шага, и в его руках окажется его малышка. Но Федя держит под контролем свои эмоции. Пока еще может.

– Я серьезно, – негромко шепчет девочка.

Белый все же срывается вперед. Перехватывает тонкие пальцы. Расправляет их. Тянет ниже. Припечатывает их к себе. Давит, заставляет обхватить тяжелый и предельно возбужденный член.

– Убедилась? – рычит Федор, теряя тот самый хваленый контроль. Физически ощущает, как выдержка летит в задницу к дьяволу.

– Да-а-а...

Этот протяжный негромкий звук ломает любые барьеры. И Федя понимает, что назад дороги нет. Никогда. Он в точке невозврата.

Белый зарывается пальцами в длинные пряди на девичьем затылке. Аккуратно подтягивает вверх голову Надии так, чтобы поймать ее взгляд.

Эта картинка моментально вышибает весь кислород из легких Феди.

Его девочка облизывает приоткрытые губы. Смотрит на него настолько доверчиво и открыто, что у Белого не остается выбора.

Он касается пальцами свободной руки нежной щеки, ведет к уголку рта, чуть надавливает на подбородок, заставляя рот приоткрыться.

Больная фантазия Белявского рисует настолько порочные и правдоподобные картинки, что член болезненно дергается.

Федя осаживает себя. Нет, настолько далеко заходить нельзя. Не сегодня, точно.

Белый соображает туго. Ему кажется, что больше он просто не вынесет. Но держаться нужно.

Когда тонкие пальчики малышки несмело ложатся на его живот, Федя рвано выдыхает. Старается двигаться медленно, но выходит плохо.

Белый опрокидывает Надию на спину. Рывком отбрасывает одеяло в сторону. Упирается коленом в матрас, а кулаками по обе стороны от головы малышки.

– Оттолкни, если будет неприятно, – с трудом выдавливает слова из глотки, а носом ведет по изящной шейке.

Его кроет от ее запаха. От бархата кожи. От неистово бьющейся на шее жилки. От острых косточек ключицы под языком Белого.

Девочка хочет его смерти. Федя это четко уясняет. Ведь иначе зачем она обвивает его бедра своими шикарными и стройными ножками?

Федя знает, что там, под футболкой, нет белья. И крышу рвет, так сильно Белый хочет прикоснуться к малышке именно там.

Ее тонкие хрупкие пальчики порхают по его затылку, шее, плечам, спине.

Черт! Твою ж мать!

Он рычит от того, насколько острое удовольствие испытывает сейчас.

Вжимается сильнее, двигается, трется пахом о разведенные бедра. Замирает, когда слышит ответный стон.

Белый догоняет, что под ним Надие может быть неудобно. Он слишком тяжелый для нее. А потому пытается подтянуть малышку выше и перевернуться вместе с ней. Пусть она будет сверху. Хотя, Белый не очень приветствует такой расклад в сексе.

Но все это неважно сейчас. Да и с малышкой у него совсем не секс. И близко не он.

А любовь, одержимость, зависимость.

И Федя понимает эту разницу. Чувствует. Принимает ее с радостью.

Маневр не удается, потому что Федя вдруг чувствует, насколько она горячая и влажная.