Ты здесь не чужой

Пяти минут хватило Элизабет, чтобы разделаться с магазином под вывеской «Ти-Джей-Макс».

— Это не для нас, — заявила она, выплывая в залитый солнцем портик магазина, дивясь, как легко возвратилась к ней способность находиться среди людей. — Как ее зовут?

— Лорен. Но она — она еще не стала — ну, моей девушкой, понимаете…

— Да-да, ясно. Хорошо. Эта информация мне пригодится. Вот и старый добрый «Лорд-энд-Тейлор». Здесь мы что-нибудь найдем.

— И потом, ее семья вообще-то богатая. Но что мне нравится, она не берет у родителей машину, а ее братец-придурок гоняет на джипе.

— А дом у них большой?

— Довольно здоровый. В конце Уинтроп-стрит, возле того места, где вы жили. Я проезжал мимо пару раз.

Отдел аксессуаров. Подавляя нервозность, Элизабет поспешно припоминает, что

на свадьбу Лсстеры подарили ей бумажник из кожи с тиснением, с ее новыми инициалами. Те самые Лестеры, которые приехали аж из Сан-Франциско и заняли весь третий ряд в церкви Сент-Эндрю, а после ужина танцевали в клубе: мужчины в смокингах или в офицерских мундирах, дамы в шелках и шифо-нах, платья так и переливались при свете канделябров, шампанское рекой, в угасающем вечернем свете перед глазами мягко расстилалось поле для гольфа. Отцу это было не совсем по карману, но что поделать, все — да и он сам — хотели именно этого.

— Бумажник? — предлагает она. — Тисненая кожа, серебряный замок?

— Смахивает на мамин. В смысле, бумажник у нее, конечно, клевый, и все-таки…

— Ты прав, ты прав… Нужно что-то посовременнее.

— Не глупо покупать ей подарок? То есть, у нас еще и свидания-то не было.

Они ненадолго задержались перед витриной с чемоданами.

— Что привлекает тебя в ней, Тед?

— Понимаете, она пришла в школу недавно, в начале года. Подружками успела обзавестись, но не целой шайкой. И она маргинал, ну, вы знаете, нос проколот, но серьга совсем крошечная, со вкусом, честное слово, и волосы она стрижет коротко и одевается здорово, типа этнической одежды, очень элегантно. Не только в этом дело. Просто мне нужно понять, что у нее в голове. Есть в ней что-то, отчего мне позарез надо это узнать.

Отдел косметики вызвал у Эстер крайнее возмущение. Шлюхи, гоняющиеся за суетой, — вот во что мы превратились. Целый месяц покаяния не очистит тело от этакого срама.

— Дорогуша, пост и покаяние давно не в моде, — бормочет Элизабет. — Да и они тоже мучаются, — напоминает она своей верной спутнице, подметив усталые улыбки разряженных женщин по ту сторону блестящего прилавка. Ох и блестит! Лучше б она взяла с собой солнечные очки! Свет отражается от полированной стали и стекла; ярко переливается крупномасштабная оранжевая реклама — Футболист и Невеста, слева надвигается океан, справа хмурит тонкие выщипанные брови продавщица.

— Что-нибудь к празднику? Элизабет с трудом переводит дыхание.

— Тед, — просит она (о, хоть бы померк яркий свет!), — Тед, объясни этой любезной леди…

Щеки мальчика заливает румянец.

— Ну… это… вообще-то Лорен не красится.

Эстер уже подметила на прилавке здоровенную табличку, сулящую ко Дню благодарения скидки на какие-то духи «Эгоист». Обнаженный мужской торс, над ним в одном углу индейка, в другом — стилизованное изображение отца-основателя.

— Пустяки, — бормочет Элизабет. — Обычный китч.

— Но мы же собирались купить что-нибудь стоящее, — упирается Тед.

— О! — Элизабет поспешно хватает первый попавшийся тюбик помады и протягивает его Теду. — Прелесть, правда? По-моему, это прелесть.

— Что вы делаете, мэм? — всполошилась продавщица.

— Ничего-ничего, только кое-кому это не нравится… — Она дотянулась до таблички, впилась ногтями в рамку, стараясь выдрать из нее плакат. Ужасно громко скрежещут ногти, и воздух вокруг гудит.

— Леди, это недопустимо…

— Не ори! — отвечает она.

— Миссис Майнард, — вступается Тед, — это же собственность магазина, оставим все как есть.

— Ты прав, Тед, извини, ты, конечно, прав, но это такая гадость, это оскорбительно, нужно это убрать долой, хотя всем известно, что День благодарения ввели только в XIX веке, и чего она привязалась… — Плакат у нее в руках, Элизабет принимается раздирать его на куски. — Не знаю, этот «Эгоист», слишком много всякого такого…

— Я вызову охрану. — Голос продавщицы звучит на несколько октав ниже прежнего.

— Пошли! — Тед решительно хватает Элизабет за руку, пальцы ее продолжают рвать глянцевую бумагу, клочья становятся все мельче. Только бы старуха не заплакала, как пару недель тому назад, когда он нарисовал ее портрет. Тед тащит свою подопечную прочь из магазина, к лифту. Все, от плаката уже ничего не осталось. Теперь она застыла неподвижно, словно чем-то напугана. Помада так и осталась у Теда в руках. Полоска со штрих-кодом на тюбике отсутствует, соображает он и перед выходом на парковку быстренько сует помаду в карман.