Ты здесь? (СИ)

— В незнании есть доля твоей вины, но смысл-то в этом каков? Твой дар не силен, отторгаем даже сейчас, когда малая часть тебя его все же приняла. Я понимаю, мы все рождаемся с этим, мучаемся, учимся жить. Он еще может уйти, а может стать сильнее — только за тобой выбор. А с мальчиком, что духом бродит в стенах дома… тяжелая судьба. Вы оба на пути спасения, так что не трать силы — отпусти. Он все равно скоро покинет тебя.

— Что? — ногти с силой впились сквозь свитер в кожу.

— Почти три года прошло, да? — она склонила голову; в свете от свечей тени на её коже танцевали вальс. — Умер осенью, в день, когда родился.

— Какое это имеет значение?

— Все взаимосвязано, — взгляд женщины сместился на портреты на стене. — У каждого свой равный срок, секунда в секунду, так, как было до перехода. Ни больше, ни меньше — баланс. Думаешь, духи навечно связаны с миром, в котором имеют лишь форму и голос? Все сущее исчезает, как и несущее. Знаки подсказывают, вот только тебе упорно не хочется в них верить, да? Роль медиумов тяжела. Мы видим то, что даже зоркий глаз простых людей не может развидеть. Я тоже много раз задавалась вопросом: «Почему после смерти духи не находят покой, а тащат свое существование меж миров дальше?», но ответ неизвестен. Кому-то свыше так нужно. А нам — проводникам — остается только теряться в догадках и жить с этим, минуя людей, готовых поживиться подобным. Твоя приобретенная мудрость — не из-за возраста, деточка, ведь медиумы способны видеть не только духов, но и души чужих. Кто-то находит этому применение, кто-то мирится со своим даром и живет дальше.

— А вы?

Женщина впервые за весь наш разговор тепло улыбнулась.

— Я совмещаю приятное с полезным. Ритуалы фарс, всего лишь отвлеченье для глаз неверующих, но фурор производят знатный. Но и он — дань утешенья для тех, кто так яро верит в упокой. Мы тесно связаны с нашими чувствами, эмоциями, равно как и с людьми. Потому и отпускать дается тяжелее, чем может показаться на первый взгляд. Но так надо. Перестань цепляться за призрачную надежду, ведь чем больше веришь, тем больнее отпускать и встречаться с действительностью.

— У меня все написано на лице, да? — уголки губ задрожали. Женщина придвинулась и мягко накрыла своей шершавой ладонью тыльную сторону моей руки.

— В глазах правду видеть легче.

Глубокий вдох мало помог сдержать эмоции; зубы вцепились в нижнюю губу, что вызвало отчаянное желание расплакаться — слишком много в последнее время слез. Но по-другому не выходит: мысли о разлуке, о том, что это и правда конец на периферии сознания обжигали беспомощностью. Женщина задула одну из свечей, а затем, когда я поднялась на ноги, неожиданно раскрыла один из ящиков в столе и протянула расписную ленту.

— Обычно я не делаю подарков тем, кто пришел в мой дом за советом, но вижу, что для тебя это слишком тяжелое бремя. Верить мне или нет — решение твое, но иногда простые вещи имеют огромную силу. Думаю, если повяжешь ленту на запястье, то со временем обязательно поймешь мою мысль. Мир слышит наши мольбы и мысли. Проси с умом.

— Спасибо, — шелковая ткань приятно соприкоснулась с кожей.

У порога, за которым шум дождя стал сильнее, я огляделась. Призрак маленькой девочки, прятавшийся все это время где-то в тени, наконец оказался рядом с хозяйкой. Губы непроизвольно тронула улыбка — кажется, боль от скорого прощания разделяла не только я одна.

— И я все время думаю об этом. О том, с какой нежностью медиум смотрела на девочку, и ловлю себя на мысли, что смотрю на тебя точно так же. О том, что мое сердце разрывается не меньше, чем сердце матери. Различие в том, что там куда больше материнского, а во мне больше того, что я просто не могу выразить словами. И я не могу это потерять. Не хочу это терять.

Айви закрывает руками лицо. Я делаю глубокий вдох.

Запертые сознанием воспоминания то и дело пляшут перед глазами, как огни светомузыки. С каждой секундой они все ярче, ближе, ближе, ближе. Протяни руку и сумеешь коснуться — пронзает кончики пальцев до ощутимой дрожи, до того, что начинаешь теряться средь них, как в лабиринте.

Ощущения кажутся знакомыми, позабытыми спустя всего год — непривычно.

Я себя чувствую. Не так, как при жизни, не так, как с Айви. По-новому странно, необъяснимо словами. И в этом ощущении почему-то тепло. В этом ощущении пустоту вытесняет что-то другое, то, в чем получается найти покой. Осознание? Знак? Предчувствие приближающегося конца?

Принятие. И его во мне сейчас просто до краев. Первое октября далеко, но при этом близко. День, когда я родился. День, когда я умер. День, когда я должен навсегда покинуть мир. Одна дата, что несет за собой столько событий и столько чувств по этому поводу — я не могу выразить ни одно.

— Ты снова исчез, — Айви грустно усмехается, вновь оглядывая багровый горизонт, — но я все еще чувствую твое присутствие. Обещаю, когда ты появишься снова, я не позволю слабости взять надо мной верх, а сейчас… — она всхлипывает, — позволь мне еще немного побыть слабой.

И поцелуй в висок становится моим негласным согласием.