Тыл-фронт

— Вячеслав… — начала, было, она, но тотчас же выбежала из комнаты.

Любимов еще долго сидел у рояля с закрытыми глазами. Потом спустился в вестибюль, оделся и побрел куда глаза глядят.

Когда перед отъездом он зашел в управление, его встретил обеспокоенный дежурный.

— Давно ожидаю, двух посыльных отправил… У Фомкиной сопки обнаружены следы нарушителя. Имеем сведения, что в последние дни готовилась переброска Жадова. Приказано всем быть на местах.

Любимов позвонил Козыреву, попросил выслать ему навстречу трех пограничников и, оседлав коня, немедленно выехал на заставу.

3

Сумерки выползали из низин и быстро окутывали сопки. Вот они забрались на Волынский перевал, потом поглотили вершину Медвежьей. Гнилое урочище потонуло во мраке.

По извилистым тропинкам в Гнилое урочище потянулись цепочкой разведчики. Шли бесшумно, только изредка обмениваясь короткими замечаниями.

— Эх, сейчас бы хорошую завертку из крепкой махры, — даже крякнул кто-то от удовольствия.

— В батарее, может, кто письмецо с табачком получил, вот и закурим, — отозвался второй.

— В землянках зараз тепло, хорошо! — выдохнул украинским говорком третий.

И снова только потрескивание валежника под ногами.

Батарея артиллерийской разведки, которой командовал капитан Курочкин, была сформирована перед войной. С выходом войск на оборонительный рубеж ее развернули вдоль границы на Волынском перевале. Разведывательные посты батареи были разбросаны на тридцатикилометровом фронте. Два центральных пункта управления располагались в Гнилом урочище.

К зиме для постов разведки построили блиндажи, а для центральных пунктов — подземные казематы.

В глубокой лощине Гнилого урочища были оборудованы склады боеприпасов, в стороне разместились взводные землянки и командирские блиндажи.

Добравшись в батарею, настывшие разведчики торопливо разошлись по взводам. Командиры отделений направились в блиндажи командиров с докладом.

В землянке взвода Рощина было жарко натоплено. Красноватое пламя коптилки вырывало из темноты только часть длинного подземного жилья. После суточного дежурства в холодных окопах землянка казалась особенно уютной.

Старший разведчик Новожилов сидел на краю нар у большой железной печки. Приглушенные завывании ветра будили в нем тоскливые воспоминания. «Где-то теперь Андрей? — думал Новожилов о сыне, ушедшем на фронт с первых дней войны. — Жив ли? — Забыв о газете, которую держал в руках, он смотрел на догорающие в печке поленья. — Нарушилась вся жизнь!»

Закончив чистку оружия и наскоро вымыв руки снегом, бойцы поодиночке подсаживались к Новожилову. Последним появился угловатый, крепкий, точно вылитый из чугуна, разведчик Федорчук. Был он саженного роста, недюжинной силы, хрупкие вещи старался брать двумя пальцами, чтобы не изломать.

— Начинай, Сэмэныч, — заторопил он Новожилова, — читай, читай! Думать потом будэм.

Новожилов медленно отвел взгляд от огня, тяжело вздохнул и развернул газету:

— «Постановление Государственного Комитета Обороны. В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма, Государственный Комитет Обороны постановил: ввести с 20 октября 1941 года в городе Москве и прилегающих к городу районов осадное положение…»

Федорчук тяжело задвигался и через плечо Новожилова заглянул в газету.

— Осадное положение? В Москве? — переспросил молодой разведчик Варов.

— Помовчи! — недовольно одернул его Федорчук. — Потом выскажешься. Слухай, що читають.

Новожилов читал раздельно, приглушенным голосом. Когда он умолкал, слышался сердитый вой ветра…

— «Нарушителей порядка, — продолжал Новожилов, — немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте…»

— Правилыно! — снова воскликнул Варов. — Всех мерзавцев уничтожать беспощадно.

— Москву, товарищи, помяните мое слово, фашисты не возьмут, — убежденно заговорил Новожилов.

— Слава богу, японцы ще мовчать, — вздохнул прикомандированный к разведчикам из дивизиона повар Кривоступенко.

— Запомните, Кривоступенко, — резко оборвал его сидевший рядом старший сержант Ошурин, — мы стычки с японцами не искали и не ищем. Но дрожать перед ними не собираемся. Без бога били их на Хасане, били на Халхин-Голе, без него справимся и сейчас, если полезут… Да и не молчат они. Прочтите-ка, товарищ Новожилов, вот это, — ткнул он пальцем в газету.

— «Нападение японских солдат на советскую территорию», — прочел Новожилов.

— От тоби и мовчать, — взглянул Федорчук на Кривоступенко.