Тыл-фронт

— Киоси, — слабо прошептал отец. — Ты старший в семье… У тебя слабые руки, но сильная голова. Ищи другую жизнь… Так жить… нельзя. Теперь открой мне, сын, глаза.

Киоси дрожащими пальцами раскрыл его непослушные веки и встретился с последним взглядом отца…

Изнурительный труд не сломил щупленького Киоси. После работы он пробирался в гараж банкира Танака, и родственник-механик охотно посвящал его в тайны вождения автомобиля. А в девятнадцать лет Киоси был уже шофером.

«Выполнил ли я то, что велел мне отец?» — часто думал он, отдавая заработок матери, которая теперь уже никогда не улыбалась.

Киоси считался хорошим шофером, и молодой господин в один из приездов забрал его в Маньчжурию. Соседи завистливо смотрели на парня, а мать в день его отъезда плакала, как десять лет назад у постели отца.

Армейская жизнь Киоси началась с курсов военных шоферов. Его учили отдавать честь, ненавидеть русских и китайцев. Но все это проходило почему-то мимо его сознания. То, что он увидел в Маньчжурии, было ужаснее, чем в пригородах Токио. Жалкий вид измученных людей заставлял со страхом и тоской вспоминать о голодной семье. Оживал Киоси только в гараже, хлопоча вокруг своего автомобиля.

Так же любил машины и крепыш мойщик — китаец Ли Фу. Они познакомились. А когда в одно из дежурств в гараже Ли Фу рассказал о своей жизни, и она напомнила жизнь молодого японца, они стали друзьями. Ли Фу, хорошо знавший японский язык, учил Киоси говорить по-китайски. Ночные беседы повторялись часто. Со временем Киоси узнал от Ли Фу, почему их отцы умирают рано, а хозяева живут долго и кто виноват в том, что нищета так прочно поселилась в лачугах бедноты. А главное, он узнал, что надо делать.

Когда Киоси окончил курсы, он жалел, что расстается с другом, но Ли Фу сказал, что они, быть может, еще встретятся. И они действительно встречались не раз, тайно, с большими предосторожностями.

Ли Фу подошел к знакомой фанзе. Маленькое окно у двери не было завешено. Это означало, что входить можно. В ответ на условный стук изнутри донесся негромкий голос:

— Кто?

Ли Фу тихо отозвался. Дверь приоткрылась.

— Проходи, Ли Фу. Я понаблюдаю немного, — проговорил встречавший.

— Дан Син здесь?

— Да. Там и другие товарищи.

Ли Фу вошел и остановился у двери, ничего не различая со света.

— Все в порядке, Ли Фу, — успокоил его знакомый голос.

Кто-то взял Ли Фу за руку и провел к свободному месту на кане. Продрогший Ли Фу удобно устроился на выступе, дышавшем ласковым теплом.

— Слухи о захвате немцами Москвы — неправда, — полушепотом рассказывал Дан Син. — Советская столица превращена в неприступную крепость.

Голос его был радостный и возбужденный. Ли Фу жадно ловил каждое слово, чтобы потом передать другим. Известия радовали его: он любил свою родину и любил русских.

Всю свою жизнь до прихода японцев Ли Фу провел в Муданьцзяне, где отец работал на железнодорожной станции. Ли часто бегал к отцу на работу, чтобы посмотреть большие фанзы на колесах. К отцу приходили русские, и они чему-то смеялись вместе. Ли Фу не понимал, о чем они говорили на незнакомом ему языке, но тоже улыбайся, а те шутя трепали его по щеке, учили русским словам. Но были в Муданьцзяне и другие русские — злые, смотревшие на него брезгливо, больно дравшиеся. Мальчик спрашивал отца: почему так? Отец смеялся, гладил его по голове и говорил, что эти русские белогвардейцы.

Потом отца куда-то вызвали, и он перестал ходить на станцию. Ли Фу запомнилось, что после этого ему постоянно хотелось есть, а мать в отсутствие отца плакала. Однажды отец возвратился снова таким, каким приходил со станции. Через неделю Ли Фу вместе с отцом ездил на грузовике, а еще через месяц толстый хозяин выволок мальчишку из кабины за уши, а отца избил. На вопрос Ли Фу, почему он — китаец — дерется, а те русские — нет, отец угрюмо ответил:

— Нужно у нас сделать то, что сделали русские у себя. Тогда и у нас никто не будет драться.

— А почему ты не сделаешь? — удивленно спрашивал сын.

— Лет через пять узнаешь, — загадочно отвечал отец.

С появлением в Муданьцзяне японцев китайцы стали предпочитать улицам задворки и глухие переулки, люди ходили друг к другу так, чтобы не видели японцы. Часто по утрам на улицах подбирали изуродованные трупы китайцев и «хороших русских», а на железной дороге участились крушения поездов, следовавших во Владивосток через Маньчжурию. Отец сердито говорил, что это делают японцы. Подросток-сын уже многое понимал.

В один из пасмурных и особенно неприятных дней, когда не хочется выходить из фанзы, к ним ворвались японские жандармы и, забрав костюм отца, выдали всем флажки с портретом императора Пу И.

— Завтра к десяти утра — на станцию, — пояснил толстомордый и желтый, как воск, жандарм, угрожающе махая перед лицом отца револьвером. — Будете встречать ослов из Лиги наций. И чтобы все смеялись и кричали «шанго»? — Не вздумайте жаловаться, — предупредил он.

Отец стоял хмурый.

На другой день отец Ли пытался передать письмо китайцев выходившему из вагона представителю Лиги наций, но был схвачен японцами и домой больше не возвратился.

* * *