Tyrmä

Мика в свежей обувке, которая была слегка великовата, ощущал себя вполне комфортно. Из своих обветшавших штанов он наделал портянки, чтобы не сбить ноги в кровь, а брюки покойного Прокопьева одел на себя — они тоже были впору. Гимнастерку все же примеривать не стал и приспособил под узелок, уложив в нее гвозди. Вид у него получился еще тот! Вот доски пришлось оставить, а жаль! Хорошие были доски, и плавать на них — одно удовольствие, и прибить можно куда угодно. Вот только не таскаться же с ними по лесу! Лоси засмеют.

Болтался Мика по лесу, стараясь, чтобы солнце всегда светило в спину, пока не начали попадаться первые следы человеческой жизнедеятельности. Он нашел зимнюю вырубку, несколько одиночных отхожих мест, да, к тому же одноразовых, а также висевшие на уцелевшей сосне железные когти. Хорошие когти — кошки — с их помощью можно запросто на самое высокое дерево залезть и оттуда кувырнуться вниз с двумя оборотами, прогнувшись.

Мика повесил когти себе на шею и пошел дальше. Если рубили лес, то его и вывозили. При условии, конечно, что голодные бобры и муравьи все не сточили. Обнаружилась и дорога, уже проросшая вредной растительностью: кустами, березками и крохотными елочками. Ну, вот, теперь этот тракт его до самого Киева доведет.

Во второй половине дня путь его вывел к делянке, на которой лес-то и складировали, чтобы тот дожидался вывоза. Правильнее было, конечно, устраивать такое место возле реки, чтобы сподручнее было сплавлять. Или, например, возле железной дороги.

Так Мика и набрел на колею, которая терялась где-то на севере и уходила в горизонты юга. Там стольный город Петрозаводск, там и до родных мест рукой подать.

Железная дорога — это объект стратегического назначения, поэтому обязательно должны курсировать дрезины военизированной охраны. А также, конечно, поезда: курьерские, литерные и прочие. К поездам Мика относился недоверчиво, в одном из таких эшелонов его и вывезли на вечную каторгу. Зато дрезины уважал, но не очень.

Вон, едет одна с Кеми, наверно. Пока не видно, но шуму изрядно. Мика споро побросал гвозди в узелке под куст, а сам залез на ближайший столб. К его удивлению при помощи когтей это удалось проделать быстро, можно с белками соревноваться. Он затих на самом верху, притворившись, что что-то трогает и что-то проверяет. Ага, вот что — телефонопровод.

— Эй, здорово! — крикнули ему снизу.

В дрезине было три человека: два с ружьями и один в юбке и косынке.

— Откуда едете? — вместо приветствия прокричал Мика.

— Из Беломорска! — ответил ему человек в юбке. Голос у него был приятный, и он догадался — это девушка!

— Номер по путевому списку какой? — опять строго вопросил он. — Телеграфного столба?

— Да пес его знает! — отозвался человек с ружьем. — Скоро пассажирский пойдет, больше дрезин не будет до утра. Может, подбросить?

— Отлично! — через некоторую паузу отозвался Мика. — Вы в Идель? Я уже тут закончил. Сейчас!

— Не, не в Идель, — лениво отозвался другой вооруженный охранник.

— Но там недалеко! — добавила девушка.

Про станцию Идель Мика слышал, но не имел понятия, где она и что она.

Когда он слез, то подхватил свой узелок и устроился с кошками на шее на свободном месте. Пришлось представиться.

— Барон фон Зюдофф — сказал Мика и, вздохнув, добавил. — Михаил Макеев, Лодейнопольский участок пути. Командировка.

Кончился барон. Кончились Соловки. Все плохое кончилось, а, точнее, получило отсрочку на одиннадцать с лишним счастливых лет.

Мика добрался до своей работы, где его уже уволили за прогулы. Объяснил, что похитили лиходеи прямо с путей, уволокли в лес, где и заставляли батрачить. Начальство подумало, что забухал парень, но разбираться не стало. Выдали честно заработанные деньги, документы и отпустили на все четыре стороны. Гуляй, работник!

И Мика гулял до самой своей Родины — деревни Кавайно. Вместе с отцом работал бондарем-плотником, женился на том человеке в юбке с красивым голосом, обзавелся детишками и очень любил в одиночестве сидеть под вечер на окраине деревни и смотреть, как догорает закат. О легендарном Тойво Антикайнене он не сказал никому, как и о замечательном монахе Игги. Разве что жене своей, да детишкам, а те — своим детям и внукам. Такое семейное предание.

Макеев Михаил Федорович, 1902 года рождения, уроженец дер. Кавайно Олонецкого района, бондарь-плотник. Коллегией ОГПУ 09. 03. 34 года приговорен к смертной казни по статье 58 (контрреволюция) — 06 (шпионаж) — 09 (диверсия) УК РФСР, замена на 10 лет ИТЛ на Соловках, по 58-06-11(организационная деятельность) особой тройкой УНКВД по ЛО 25. 11. 37 года приговорен к расстрелу, 08. 12. 37 года убит в Ленинграде.

Ему было тридцать пять лет. Соловецкий архипелаг просто так не отпускает.

15. Игги и Тойво (продолжение)