Тырновская царица

В конце июля открылся охотничий сезон, и доктор Старирадев загорелся этой новой для него страстью. Неудача первого дня не остудила его пыл, а лишь еще больше распалила его. Собачьи стойки, внезапные появления дичи, словно выскакивавшей из-под земли, поглотили его до самозабвения. Потом ему удалось подстрелить зайчонка, и это несколько приободрило его. Окружающие засыпали его советами, как целиться, где искать куропаток и перепелок. Растерянный, беспомощный, он топал в своих новых французских сапогах по стерне, по полям несжатого овса и проса, палил наугад и сокрушенно провожал взглядом птиц, исчезавших из виду, красиво взмахивая крыльями. Он слышал за спиной шутливые поддразнивания капельмейстера и Иванчо Тошева, державшихся справа и слева от него, завистливо смотрел, как его сотоварищи вынимают из пасти собак убитую дичь и перекладывают в сетки, притороченные к ягдташам. Все они были одеты в старье, на голове — видавшие виды соломенные шляпы или фуражки. Если бы не гладкие городские физиономии, ухоженные бороды и бакенбарды, если б не патронташи, нарядные ягдташи и сверкающие двустволки, их можно было бы принять за ожившие огородные пугала.

Когда охоту прервали, чтобы пообедать в тени двух старых вязов, доктор в своей модной охотничьей экипировке выглядел богачом среди нищих бродяг. Весь взмокший, он без сил рухнул на траву и больше пил, чем ел. Охотничий азарт не давал ему покоя, по сравнению с другими охотниками он казался себе профаном, жалким учеником, которому приходится терпеливо сносить все шуточки по своему адресу. Во второй половине дня он наконец подстрелил свою первую куропатку. Ему подарили еще несколько птиц, и турок-кучер подвесил трофеи к фонарям коляски. Только когда все четыре экипажа, переполненные охотниками и собаками, покатили в город, доктор облегченно вздохнул. Его спутники казались ему невыносимыми — слишком уж фамильярничали, и шуточки их граничили с наглостью, так что он решил впредь ездить на охоту один. Не будет свидетелей его неловкости, да и сам он будет сосредоточеннее, не станет спешить. Купив у капельмейстера стареющего сеттера, он в следующее же воскресенье исполнил свое намерение. Коляска ждала его возле старой чешмы с позеленевшим корытом, нанятый на день мальчишка подбирал убитую дичь, потом развел костер и помог приготовить обед. Доктор делал большие успехи — стал вполне сносно стрелять, легче обнаруживал дичь и вечером вернулся домой предо вольный, пропахший потом, порохом и полем. Ванна к его приезду была уже готова, и, выкупавшись, он торопливо поужинал и заснул крепким, здоровым сном. На другой день он чувствовал себя бодрым, и летний костюм казался ему легким, как паутинка. Работа в больнице и дома поглощала его, однако охота не выходила из головы, и он мечтал о будущем воскресенье.