Тысяча эпох. Искупление

Он подошел к столу и взял ее в руки. Гладкий бамбук приятно и податливо лег в пальцы. Ван Цин задумчиво погладил белые чешуйки на ней, тронул тонкие линии, странно прохладные на ощупь. Они были другими, когда он в первый раз видел эту флейту утром. Просто изогнутый белый узор, чисто символический орнамент. Этот же четко изображал двух белых змей, которые были вырезаны так искусно, что походили на настоящих. Ладони странно покалывало, как от слабых разрядов, похожих на те, которые бывают от наэлектризованных шерстяных свитеров.

Ван Цин повернулся к Лун Аню. Тот, не отрываясь, смотрел на него, будто чего-то ждал.

Он поднес флейту к губам, понятия не имея, что будет на ней играть. У них с Лун Анем был лишь один урок, за который Ван Цин научился только нотам, но еще не был готов сыграть цельную композицию.

Он заметил, как Лун Ань сделал осторожный шаг к нему.

Ван Цин прикрыл глаза и коснулся губами края отверстия флейты.

«Ван Сяоши, пойдем со мной к Старейшинам, я смогу…»

«Что ты сможешь? Что сможешь ты, чего не могу я? Если бы хотел, я бы давно сделал это!»

«Хотя бы выслушай…»

«Нет! Я не желаю ничего слушать! Я хотел быть учеником твоего отца. Он мертв. От тебя мне не нужно ничего. В том числе это. Уходи».

Ван Цину вдруг стало так больно, что он не сдержал крика. Флейта выскользнула из его рук, когда он смял пальцами одежду у солнечного сплетения, которое будто проткнули мечом, а лезвие – провернули несколько раз. Он осел на пол.

– Ван Цин! – воскликнул Лун Ань, мгновенно оказавшись подле него.

«Ван Сяоши!»

«Лун Байхуа!»

Это были не их голоса.

Перед глазами все заволокло кровавым туманом, прежде чем погрузилось в густую чернильную тьму. Ван Цин почувствовал лишь, как заваливается на бок, но так и не коснулся пола. Последним воспоминанием было чье-то тепло и уже знакомый запах.

И боль.

Ее было столько, что хотелось только умереть.

Глава 8 Фа

“I can’t say no

Though the lights are on
There’s nobody home
Swore I’d never lose control
Then I fell in love with a heart that beats so slow”

♫ Troye Sivan (feat. Alex Hope) – Blue

Мир пропадал постепенно. Сначала исчез свет, словно в глаза залили густые чернила, сквозь которые не проступало ни единого оттенка. Следом отключилось ощущение пространства, как в детской игре, когда завязывают глаза плотной тканью, берут за плечи и вертят вокруг своей оси, путают, а потом отпускают – и сложно понять даже, где пол и потолок. Затем померкли запахи.

Только боль оставалась до конца. Она заменила кровь в венах, воздух в легких, мысли в голове. Словно сломались поочередно все кости, треснули, раскололись, как тонкий лед от удара.

Сердце колотилось так быстро, что невозможно было сделать вдох. Откуда-то снизу из живота в один миг поднялась раскаленная волна, окутавшая каждую клеточку.

Так сгорают заживо.

Однако даже у того, что кажется вечным, есть окончание. В какой-то момент мучительный жар отступил, но темнота так и не рассеялась. Все погрузилось в звенящую тишину, вакуум. Стало ничем. Человеку сложно представить, что такое настоящая пустота, но это была именно она. Ни граней, ни чувств, ни способности хоть что-то осмыслить. Чистый лист, который начинается с попытки понять, что такое «я».

Попытки, оказывающейся провальной.

«Я готов поддержать тебя».

«Мне не за что оправдываться. Что бы про меня ни говорили, это уже не имеет никакого значения».

«Есть те, кто готов встать на твою сторону. Пойдем со мной к Старейшинам».

«Уходи!»

Вернись-вернись-вернись…

Внутри будто что-то щелкнуло, как вставшая на место кость или попавший в замочную скважину ключ.

Когда получилось, наконец, сделать вдох, Ван Цин подавился воздухом.

Мир включился снова. За секунду, как родился когда-то из полной пустоты. И его было слишком много.

– А-Цин! Ты меня слышишь?

– Юйлань, успокойся, не мешай мне.

Куан Ли? Это был ее голос. Звенел, расходясь в стороны эхом, как крик в пересохшем глубоком колодце.

Ван Цин снова вдохнул и на этот раз почувствовал отвратительный резкий запах, от которого к горлу подступила тошнота. Он попытался приподняться, но руки до сих пор ничего не чувствовали – не получилось даже нащупать пол или хоть что-то, на что можно было бы опереться. Вонь никуда не исчезала, так что все, что Ван Цин сумел, – это отвернуть голову, утыкаясь носом во что-то мягкое.