Тысяча городов (Смутное время — 3)

Мудрый язык или нет, Абивард грелся в его словах, как ящерица на солнце. Так долго все вокруг него не говорили ничего, кроме громких похвал Царю Царей - о, не Рошнани, но ее мысли и его мысли были зеркальными близнецами. Услышать, как один из генералов Шарбараза признает, что он мог быть менее мудрым человеком и менее милосердным, было подобно вину после долгой жажды.

Ромезан осматривал поле. «Я нигде не вижу Тикаса», - заметил он.

«Нет, ты бы не стал», - согласился Абивард. «Он имел несчастье попасть в плен к видессианцам не так давно.» Его голос был пресен, как ячменная каша без соли: как кто-то мог вообразить, что он имеет какое-то отношение к такому несчастью? «И, попав в плен, грозный Тзикас связал свою судьбу со своим бывшим народом и был совершенно определенно замечен не более чем пару часов назад, снова сражающимся на стороне Маниакеса.» Вероятно, это было несправедливо по отношению к несчастному Тзикасу, у которого были свои проблемы - многие из них он сам навлек на себя, - но Абиварда это не волновало меньше.

«Чем скорее он провалится в Пустоту, тем лучше для всех», - прорычал Ромезан. «Он никогда мне не нравился, никогда не доверял ему. Мысль о том, что видессианин может подражать макуранским манерам - и подумать, что мы подумаем, что он один из нас… неправильно, неестественно. Почему Маниакес просто не взял и не убил его после того, как поймал? Он у него в большом долгу, а?»

«Я думаю, он был больше заинтересован в том, чтобы навредить нам, чем в том, чтобы навредить Чикасу, к несчастью», Сказал Абивард, и Ромезан кивнул. Абивард продолжал: «Но мы нанесем ему больший урон, чем наоборот. У меня так отчаянно не хватало кавалерии, пока ты не появился здесь, что я не смог перенести войну на Маниакес. Я должен был позволить ему выбирать свои ходы, а затем отвечать.»

«Мы пойдем за ним.» Ромезан еще раз окинул взглядом поле боя. «Ты сразился с ним почти одними пехотинцами, не так ли?» Абивард кивнул. Ромезан издал короткий пронзительный свист. «Я бы не хотел пробовать это, не только с пехотой. Но ваши люди, похоже, дали неверующим все, что они хотели. Как вам удалось заставить пехоту сражаться так хорошо?»

«Я тренировался с ними трудно, и я сражался с ними таким же образом,» Отправляясь сказал. «У меня не было выбора: надо было использовать пехоту или разориться. Когда они уверены в том, что делают, из них получаются достойные войска. На самом деле, лучше, чем приличные войска.»

«Кто бы мог подумать?» Сказал Ромезан. «Ты, должно быть, волшебник, чтобы творить чудеса, с которыми никто другой не мог сравниться. Что ж, дни, когда нужно было творить чудеса, прошли. У вас снова есть настоящие солдаты, так что вы можете перестать тратить свое время на пехотинцев ».

«Полагаю, да.» Как ни странно, эта мысль опечалила Абиварда. Конечно, кавалерия была более ценной, чем пехота, но он почувствовал острую боль из-за того, что позволил пехотинцам, которых он обучал, снова превратиться в не более чем гарнизонные войска. Казалось, это пустая трата того, что он для них создал. Что ж, в любом случае, это были бы хорошие гарнизонные войска, и он все еще мог бы извлечь из них какую-то пользу в этой кампании.

Ромезан сказал: «Давайте приведем в порядок это поле, залатаем ваших раненых, а потом пойдем поохотимся за несколькими видессианцами».

Абиварду не нужно было слышать это дважды, чтобы оно понравилось. Ему не удавалось преследовать видессиан за все время его кампании по земле Тысячи городов. Пару раз он оказывался там, где они могли бы быть, и он заманивал их тоже прийти к нему. Но идти за ними, зная, что он может их поймать «Да», - сказал он. «Давайте».

Маниакес очень быстро дал понять, что не намерен уступать. Он вернулся к старой рутине разрушения каналов и дамб позади себя, чтобы замедлить преследование макуранцев. Однако даже с учетом этого не все было так, как было до прихода ромезанцев в страну Тысячи городов. Видессиане не наслаждались роскошью досуга для разрушения городов. Им пришлось довольствоваться сжиганием урожая и разъезжать по полям, чтобы растоптать зерно: обломки, да, но меньшего рода.

Абивард написал письмо Шарбаразу, объявляя о своей победе над Маниакесом. Ромезан также написал письмо, в котором Абивард заглядывал ему через плечо, когда составлял его, и предлагал полезные предложения. Он извинился за неподчинение приказам, которые он получил от Царя Царей, и пообещал, что, если его простят, он никогда больше не допустит такой ужасной ошибки. После прочтения Абивард почувствовал себя так, словно съел слишком много фруктов, которые вначале были слишком сладкими, а потом засахарились в меду.

Ромезан покачал головой, впечатывая свою печатку - дикого кабана с огромными клыками - в горячий воск, удерживающий письмо закрытым. «Если бы кто-нибудь прислал мне такое письмо, меня бы вырвало».

«Я бы тоже», - сказал Абивард. «Но это то, что нравится Шарбаразу. Мы оба это видели: скажи правду прямо, и у тебя будут проблемы, напичкай свое письмо этой чепухой, и ты получишь то, что хочешь.»