Тысяча и один день

Вход в Вязкий мир – как обычно. Утренняя разминка. Тридцать три шага до уборной – это в нормальном мире, по коридору с двумя поворотами. Телепортацией можно спрямить путь до двадцати восьми шагов, но шаг в Вязком мире короче, так что придется отсчитать все полсотни, разумеется, если не отклоняться от вектора. Вообще-то я могу выписать в лиловом клейстере траекторию любой сложности и вынырнуть именно там, где хочу, – лишь бы хватило дыхания, а топография этой части базы мне хорошо известна, не заблужусь, – но время серьезных тренировок давно прошло. Разминка – другое дело. Вот сейчас я прохожу наискось сквозь стену гальюна и уже могу заранее начать расстегивать штаны, чтобы очутиться перед писсуаром в полной боевой готовности… Так и делаю.

Хлопок воздуха пугает Илью Лучкина – бедняга даже отскакивает со своей шваброй, едва не теряя контакт с металлическим полом. Ах да, сегодня же четное число, его трудовые будни. А по нечетным гальюны драит Шпонька, и, кажется, завтра кончается его наказание.

Ничего не скажешь, пол чист, пахнет дезинфекцией, а жерла клоак исправно гудят, засасывая воздух на манер пылесоса, – иначе при здешней силе тяжести не оберешься проблем с санитарией. Надо бы для порядка указать Лучкину на какое-нибудь пятно, но придраться к чему-либо не так просто, выдраено на совесть. Неужели-таки драил сам?

Похоже на то, хотя и странно. Кроме него, а теперь еще и меня, в уборной никого, хотя обычно в это время не протолкнешься.

– Работаешь? – задаю я на редкость оригинальный вопрос. Надо же что-то сказать, а после очевидного ответа добавить «ну-ну» для полного комплекта начальственной глупости.

– Отбываю наказание, – сдержанно отвечает Лучкин. В глаза мне он не смотрит.

– Ну-ну.

Судя по всему, педагогическая мера дивно подействовала. Может, изменить ему наказание с бессрочной чистки сортиров на долгосрочную? Секунду или две я размышляю на эту тему, потом до меня доходит главное: никакой долгосрочности, а тем более бессрочности, не будет, до контакта Ананке с барьером осталось чуть более трех суток. Потому-то и прилетает Присцилла 0'Нил, госпожа главнокомандующая – личный, так сказать, осмотр позиции перед сражением и накручивание хвостов всем, кому ни попадя. Любопытно знать, останется ли она посмотреть издали, как будет развиваться «Эгида» и как мы будем гореть, – или заблаговременно смоется на Цереру?

Хм. Мне-то что за дело? Я не комендант базы и не вице-адмирал космофлота, чтобы трепыхаться перед прибытием начальства, на начальство мне вирусно начхать. Пусть Марджори трепыхается – она, кстати, это и делает, уже вторую ночь не требовала меня к себе…

Повернувшись к клоаке, я намереваюсь заняться тем главным, ради чего сюда пришел, наконец-то начиная мало-помалу соображать, что небывалая пустота в уборной сразу после общего подъема, а главное, образцово-показательный вид Лучкина – не просто так.

Я даже почти успеваю насторожиться.

Поздно.

Удар. Рукояткой швабры, наверное. В затылок.

Вспышка. Тьма.

Никогда не поворачивайся к хищнику спиной.

Никогда не считай безопасным того, кто хоть раз показал зубки. Если ты не один, никогда не расслабляйся. Считай опасным каждого, кто многократно.не доказал обратное. Не верь, не бойся, не проси. Главное – не верь.

Я поверил.

Мне следовало раздавить гаденыша еще тогда, когда он кинулся на меня с отверткой. Ничего бы мне за это не было, тем более что не составило бы труда изобразить несчастный случай – не в меру горячий парень сам споткнулся, сам напоролся шеей на свой инструмент, списание в естественную убыль по окончании краткого разбирательства, грозный приказ коменданта о всяческом соблюдении техники безопасности и недопущении подобного впредь… Нет, не захотел… Вернее, мне даже в голову такое не пришло – как будто гиену проще научить мирно жевать траву, нежели убить! Идеалист, гладиатор, образцово-показательный благородный боец из шоу Мамы Клавы…

Там мы действовали наоборот: добавляли публике в кровь адреналина, изображая свирепых человекоподобных зверей, напоказ убивали друг друга и обычно оставались живы. Часто даже здоровы. Искусственная ярость, фальшивые увечья, липовый хруст позвонков… Может, оттого-то мне и нравилось работать в «Смертельной схватке», что она нисколько не похожа на жизнь? В реальности все грубее и проще. Публика глупа: настоящий хищник не тот, кто рычит и пугает, а тот, кто выбирает момент и бьет наверняка.

Цирковой медведь не теряет медвежьей силы. Он просто становится беспечен. И платит за это.

Сплю я опять, что ли? Мысли, как со сна… Нет, не сплю.

В затылке – горячее и пульсирующее. Так же пульсируя, то сгущаясь чернильной каракатицей, то рассеиваясь почти совершенно, кривляется тьма перед глазами – но уходит мало-помалу, уходит… Я жив. Меня не добили. Я нужен?

Надо подумать об этом прямо сейчас – но не могу. Потом, потом… Где я?

Уже не в гальюне, факт. Судя по трехэтажным нарам, в одном из кубриков. А затылок горит… Не хочу его трогать и не могу: руки связаны за спиной и прикручены к стойке нар. Наверное, проволокой – руки режет. А штаны у меня мокрые…