Тысяча и один день Никиты Сергеевича

В Москве расценили тогда, что Кастро поехал на поклон к дяде Сэму просить милостыни. И это было действительно так.

Если бы Эйзенхауэр поманил тогда Кастро хотя бы пальчиком, предложил ему пусть даже пустяковую экономическую помощь, Куба могла прочно войти в сферу американского влияния. Позднее Кеннеди скажет: «Я не знаю, почему мы не приняли Кастро в свои объятия, когда он был в нашей стране, умоляя о помощи. Вместо этого мы сделали из него врага и теперь недовольны тем, что русские дают ему деньги, делая для него то, что должны были сделать мы».

Но президент был занят тогда Европой. Латинская Америка его особо не тревожила, и Вашингтон с холодным любопытством взирал на то, как барахтаются в политических и экономических неурядицах новоявленные кубинские патриоты.

Положение Кубы, особенно экономическое, было очень тяжелым. И, наверное, американцы в конце концов протянули бы ей руку помощи. Такие проекты были. Но… чистая случайность все повернула в другую колею.

Зять Хрущева — Алексей Аджубей дружил с корреспондентом ТАСС в Аргентине Александром Алексеевым. Это была влиятельная фигура в КГБ — ветеран испанской войны, заведующий латиноамериканским отделом в Первом главном управлении (разведка) и ярый сторонник советского проникновения в Латинскую Америку. Он быстро сошелся с Фиделем Кастро, и они понравились друг другу. Прежде всего потому, что Алексеев совсем не походил на традиционного советского «советника по культуре», наглухо застегнутого на все пуговицы с обязательным галстуком, мрачно и уверенно изрекающего прописные истины. Как раз наоборот — он был раскован и остроумен, носил шорты и рубашку с короткими рукавами, принимал активное участие не только в острых политических дебатах кубинских лидеров, но и в их веселых застольях с вином и девушками, длившихся порою всю ночь.

В ноябре 1959 года Алексеев написал три ярких статьи об антиимпериалистической, антиамериканской борьбе кубинского народа во главе с мужественным и бородатым партизаном Фиделем Кастро. Под его руководством, писал он, кубинцы сделали выбор — «Родина или смерть!», который отражает их непреклонную волю отстоять свободу и обеспечить развитие Кубы по пути мира, демократии и социального прогресса.

Аджубей улучил момент и обратил внимание Никиты Сергеевича на эти пламенные статьи и сам вслух с выражением прочитал их ему. На Хрущева они произвели сильное впечатление. Несмотря на внешнюю суровость, Хрущев, как и многие властные натуры, был человеком сентиментальным. Он сразу вспомнил свою молодость, бои с белыми бандами, и героический облик кубинских повстанцев явно пришелся ему по душе.

А тут еще аналогичную информацию, но уже полученную по каналам вездесущего КГБ, положил ему на стол Шелепин. И не просто положил, а рассказал много интересных деталей о героической борьбе кубинского народа. Трудно сказать, договорились ли между собой Аджубей и Шелепин, но скорее всего так оно и было. В то время они еще играли в одной команде.

Хрущев все это намотал на ус, хотя каких-либо действий в поддержку Кастро пока не предпринял, он тогда еще делал ставку на разрядку и дружбу с Америкой. Но в феврале 1960 года послал Микояна на Кубу посмотреть и доложить, что происходит на этом таинственном острове.

Маленький, худенький Микоян с черными усиками а ля Чарли Чаплин был непотопляемой фигурой в советском руководстве, хотя в печати регулярно появлялись сообщения, что тучи над его головой сгущаются и он вот-вот падет. Но тучи рассеивались, и он продолжал ходить в близких друзьях и Сталина, и Хрущева.

Всю жизнь прожив в России, Микоян продолжал говорить с жутким армянским акцентом. Понять, что он хочет сказать, было порой просто невозможно. Особенно доставалось бедным переводчикам — не дай Бог переспросить: Микоян приходил в дикую ярость. Но с сильными мира сего он был по-восточному доброжелателен, произносил изящные тосты и рассказывал смешные истории. В общем, был душой компании.

С Фиделем Кастро он легко подружился, но оружия не предлагал. А вернувшись в Москву, дал кубинским революционерам весьма позитивную характеристику — они, конечно, еще не коммунисты, но стойкие борцы против империализма за национальную независимость Кубы.

И тут как нельзя вовремя — был уже март 1960 года — на гаванском рейде взорвалось французское грузовое судно «Кобур». По словам Алексеева, сомнений тут быть не могло — это ЦРУ подложило бомбу. После этого Кастро попросил оружие у Советского Союза. А затем — и топливо.

К лету 1960 года, как уже было показано, международная ситуация в корне изменилась. Хрущев метал громы и молнии, обвиняя Америку во всех смертных грехах. Поэтому на Кубу смотрели уже совсем другими глазами. Тем более что Кастро, проведя аграрную реформу, начал национализацию промышленности и банков, принадлежавших в основном американцам.