Раненый еще не пришел в сознание, как сторож явился с доктором. Бедолага очнулся только во время процедуры. Когда перевязка окончилась, я поблагодарил хирурга и поскольку хотел узнать, по какой случайности рабочий очутился в королевском захоронении, то отослал сторожа. Тот с радостью отправился спать после всех треволнений этой ночи, а я остался с рабочим наедине. Я присел на камень возле охапки соломы, на которой он лежал у костра; дрожащее пламя слабо освещало ту часть церкви, в которой мы находились, а все остальное было погружено в глубокий мрак, более глубокий оттого, что наша сторона была сильно освещена. Я приступил к расспросам, и вот что мне рассказал бедняга. То, что я его выгнал, его не огорчило. У него были деньги в кармане, и он знал, что, пока есть деньги, он не будет ни в чем нуждаться. Поэтому он отправился в кабак. Там он заказал спиртное, но на третьем стакане вошел хозяин.
— Ты уже закончил? — спросил он.
— А что? — поинтересовался рабочий.
— Я слышал, что ты дал пощечину Генриху IV.
— Ну так что? Да, это я! — дерзко сказал рабочий. — Что же из того?
— Что из того? А то, что я не хочу поить у себя такого мерзкого негодяя, как ты, который навлечет проклятие на мой дом.
— На твой дом? Твой дом — дом для всех, и раз я плачу, я у себя дома.
— Да, но ты не заплатишь!
— А почему это?
— Потому что я не возьму твоих денег! А так как ты не заплатишь, то ты уже будешь не у себя, а у меня, и раз ты будешь у меня, то я буду иметь право вышвырнуть тебя за дверь.
— Да, если ты сильнее меня.
— Если я не справлюсь с тобой, я позову моих молодцов.
— А ну-ка позови, посмотрим!
Кабатчик позвал. На его зов уже заранее предупрежденные молодцы прибежали с палками в руках, и рабочему пришлось уйти, хотя он и не прочь был побороться. Он вышел, бродил некоторое время по городу и в час обеда зашел в трактир, в котором обыкновенно обедали рабочие. Он съел суп, когда появились рабочие, закончившие дневную работу. Увидев его, они остановились у двери, вызвали хозяина и объявили, что, если этот человек будет у него обедать, они от него все уйдут. Трактирщик спросил, что сделал этот человек, что заслужил такое всеобщее осуждение. Ему рассказали, что он тот самый, кто дал пощечину Генриху IV.
— Если так, то убирайся отсюда! — велел трактирщик, подойдя к нему. — И пусть все, что ты съел, будет для тебя отравой!
С трактирщиком можно было спорить еще меньше, чем с кабатчиком. Проклятый рабочий встал, грозя своим товарищам, которые отошли от него из-за необоримого отвращения. Затаив в душе злобу, он вышел, побродил часть вечера по улицам Сен-Дени, рассыпая проклятия и богохульствуя. В десять часов он отправился на свою квартиру. Сверх обыкновения двери его дома были заперты. Он постучался. Привратник появился у окна. Так как ночь была темная, то он не мог узнать стучавшего.
— Кто ты? — спросил он.
Рабочий назвался.
— А! — воскликнул привратник. — Это ты дал пощечину Генриху IV! Подожди!
— Что? Чего мне ждать? — нетерпеливо сказал рабочий.
В это время к его ногам полетел узел.
— Что это такое? — спросил рабочий.
— Это все твое имущество.
— Как! Все мое имущество?
— Да, иди куда хочешь. Я не хочу, чтобы мой дом обрушился на мою голову.
Взбешенный рабочий схватил камень и швырнул его в дверь.
— Подожди же, — сказал привратник, — я разбужу твоих товарищей, и мы тогда посмотрим.
Рабочий понял, что тут ему делать нечего. Он ушел и, увидев в ста шагах открытую дверь, вошел под навес. Под ним лежала охапка соломы, он лег на солому и заснул. В три четверти двенадцатого ему показалось, что кто-то его тронул за плечо. Он проснулся и увидел белую фигуру, похожую на женскую, которая делала ему знак следовать за собой. Он принял ее за одну из тех несчастных, которые всегда готовы предоставить кров и себя тем, у кого есть чем заплатить, а так как заплатить за крышу и удовольствие у него было чем и он предпочитал провести ночь в постели, чем валяться на соломе, то он поднялся и пошел за женщиной.