Тысяча И Одна Ночь. Книга 4

И Ала-ад-дин дал ему пять динаров и сказал: "О пристав, какой закон позволяет, чтобы я женился вечером и развёлся утром?" - "По-нашему, это никак не допускается, - ответил пристав, - и если ты не знаешь закона, то я буду твоим поверенным". И они отправились в суд, и кади спросил Ала-ад-дина: "Почему ты не разводишься и не берёшь того, что установлено по условию?" И Ала-ад-дин подошёл к кади и поцеловал ему руку и, вложив в неё пятьдесят динаров, сказал: "О владыка наш, кади, какое учение позволяет, чтобы я женился вечером и развёлся утром, против моей воли?" - "Развод по принуждению не допускается ни одним толком из толков мусульман", - отвечал кади. А отец женщины сказал: "Если ты не разведёшься, давай приданое - пятьдесят тысяч динаров". - "Дайте мне отсрочку на три дня", - сказал Ала-ад-дин; а кади воскликнул: "Срока в три дня недостаточно! Он отсрочит тебе на десять дней!"

И они согласились на этом и обязали Ала-ад-дина через десять дней либо отдать приданое, либо развестись.

И он ушёл от них с таким условием и взял мяса и рису, и топлёного масла, и всего, что требовалось из съестного, и отправился домой и, войдя к женщине, рассказал ей обо всем, что с ним случилось. "От вечера до дня случаются чудеса, - сказала ему женщина, - и от Аллаха дар того, кто сказал:

Будь же кротким, когда испытан ты гневом,
Терпеливым - когда постигнет несчастье,
В ваше время беременны ночи жизни
Тяжкой ношей, - они ведь рождают диво"

А потом она поднялась и приготовила еду и принесла скатерть, и они стали есть и пить, и наслаждаться, и веселиться; а после этого Ала-ад-дин попросил её сыграть какую-нибудь музыку, и она взяла лютню и сыграла музыку, от которой развеселится каменная скала, и струны взывали в помещении: "О любимый", и женщина пела и заливалась.

И так они наслаждались, шутили и веселились и радовались, - и вдруг постучали в ворота.

И женщина сказала Ала-ад-дину: "Встань посмотри, кто у ворот"; и он пошёл и открыл ворота и увидел, что перед ним стоят четыре дервиша. "Чего вы хотите?" - спросил он их; и дервиши сказали: "О господин, мы дервиши из чужих земель, и пища нашей души - музыка и нежные стихи. Мы хотим отдохнуть у тебя сегодня ночью, до утра, а потом пойдём своей дорогой, а тебе будет награда от Аллаха великого. Мы любим музыку, и среди нас нет никого, кто бы не знал наизусть касыд, стихов и строф". - "Я посоветуюсь", - сказал им Ала-ад-дин и вошёл и осведомил женщину, и она сказала: "Открой им ворота!"

И Ала-ад-дин открыл дервишам ворота и привёл их и посадил и сказал им: "Добро пожаловать!", а затем он принёс еду; но они не стали есть и сказали: "О господин, наша пища - поминание Аллаха в сердцах и слушание певиц ушами, и от Аллаха дар того, кто сказал: Желаем мы одного: чтоб встретились мы с тобой, есть-то особенность, животным присущая. Мы слышали у тебя нежную музыку, а когда мы вошли, музыка прекратилась. О, если бы увидеть, кто та, что играла музыку: белая или чёрная невольница или же дочь родовитых?" - "Это моя жена, - ответил Ала-ад-дин и рассказал им обо всем, что с ним случилось, и сказал: Мой тесть наложил на меня десять тысяч динаров ей в приданое, и мне дали десять дней отсрочки". - "Не печалься, - сказал один из дервишей, - и держи в мыслях только хорошее. Я шейх дервишской обители, и мне подчинены сорок дервишей, над которыми я властвую. Я соберу тебе от них десять тысяч динаров, и ты сполна выплатишь приданое, которое причитается с тебя твоему тестю. Но прикажи жене сыграть нам музыку, чтобы мы насладились и почувствовали бодрость, музыка для некоторых людей - пища, для некоторых - лекарство, а для некоторых - опахало".

А эти четыре дервиша были халиф Харун ар-Рашид, везирь Джафар аль-Бармак, Абу-Новас (аль-Хасан ибн Ханн) и Масрур - палач мести; и проходили они мимо Этого дома потому, что халиф почувствовал стеснение в груди и сказал своему везирю: "О везирь, мы хотим выйти и пройтись по городу, так как я чувствую стеснение в груди". И они надели одежду дервишей и вышли в город и проходили мимо этого дома, и, услышав музыку, захотели узнать истину об этом деле.

И гости Ала-ад-дина проводили ночь в радости и согласии, обмениваясь словами, пока не настало утро, и тогда халиф положил сто динаров под молитвенный коврик, я они попрощались с Ала-ад-дином и ушли своею дорогою.

И женщина подняла коврик и увидела под ним сто динаров и сказала своему мужу: "Возьми эти сто динаров, которые я нашла под ковриком, дервиши положили их, прежде чем уйти, и мы не знали об этом".

И Ала-ад-дин взял деньги и пошёл на рынок и купил на них мяса, и рису, и топлёного масла, и всего, что было нужно.

А на другой день он зажёг свечи и сказал своей жене: "Дервиши-то не принесли десяти тысяч динаров, которые они мне обещали. Это просто нищие".