Тысяча и одна ночь. В 12 томах

По прошествии двух месяцев матери удалось обручить девочку с одним молодым цирюльником, который работал на отца и потому часто бывал у него в доме. И она сделала приданое на собственные деньги и много заботилась об этом. Потом стали думать и о свадьбе. Тогда-то и привели молодого цирюльника с инструментами; меня схватили, цирюльник обвязал мне мошонку и разом отрезал оба моих яйца, и в результате я стал евнухом. Свадьба состоялась, и меня сделали евнухом при моей молодой госпоже, и с той поры я должен был сопровождать ее повсюду: на базар, в гости, в родительский дом. И мать так ловко устроила все, что никто ничего не узнал: ни молодой муж, ни родные, ни друзья.

И чтобы заставить приглашенных поверить, что ее дочь — девственница, мать зарезала голубя и окрасила его кровью рубашку новобрачной и по обычаю велела передавать эту рубашку из рук в руки к концу ночи между приглашенными на свадьбу женщинами, которые плакали от умиления.

И с этих пор я жил в доме моей молодой госпожи и супруга ее, цирюльника. И таким образом, я мог безнаказанно и без помех наслаждаться сколько мог красотою и совершенством ее прелестного тела. Ведь хотя я утратил оба моих яйца, мой зебб остался при мне. Потому я мог без риска продолжать целовать мою госпожу и обладать ею до самой ее смерти. А когда умер ее муж и ее родители, я перешел в собственность казны и сделался одним из придворных евнухов.

Таким-то образом я и стал вашим товарищем, братья мои.

Тут негр Сауаб замолчал, и второй негр, Кафур, начал так:

ИСТОРИЯ НЕГРА КАФУРА, ВТОРОГО СУДАНСКОГО ЕВНУХА

Знайте же, о братья мои, что мне было восемь лет, когда началась эта история. Но я уже был весьма опытен в искусстве лгать, и каждый год — и только раз в год — я так лгал торговцу невольниками, что он поджимал свой зад и падал на пол от удивления. Поэтому торговец в конце концов захотел избавиться от меня как можно скорее и передал меня глашатаю и велел ему кричать на базаре:

— Кто хочет купить негритенка с норовом?

И глашатай объезжал со мною все базары и кричал. И вскоре один честный человек из торговцев подошел на базаре к глашатаю и спросил:

— Но какой же норов у этого маленького негра?

Тот ответил:

— Он лжет один раз в год, и больше никогда!

Торговец спросил:

— А какую цену давали за этого негра и за его норов?

— Только шестьсот драхм.

Торговец сказал:

— Я его покупаю. А тебе — двадцать драхм куртажа!

И тут же собрали свидетелей торга, и торг был заключен между глашатаем и торговцем. Тогда глашатай отвел меня в дом моего нового господина, взял плату и куртаж и ушел.

Господин мой одевал меня чисто и в такое платье, которое шло мне, и я оставался у него до конца года без всяких приключений. Но наступил новый год, и обещал он быть благодатным, обещал хорошую жатву и всякое плодородие. Поэтому купцы стали задавать друг другу пиры в садах; каждый по очереди тратился на угощение, пока не наступил черед и моего господина. Тогда господин мой пригласил купцов в сад, находившийся за городом, и велел отнести туда все, что могло быть нужно из яств и напитков; и все сели есть и пить с утра и до полудня. В это время господину моему понадобилась одна вещь, которую он забыл дома, и он сказал мне:

— О невольник, садись на моего мула, поезжай поскорее домой, спроси у госпожи твоей такую-то вещь и возвращайся немедля!

И я повиновался этому приказанию и поспешно направился к дому.

Когда я был уже около него, я принялся громко кричать и ронять крупные слезы; и тотчас же меня окружила толпа жителей нашей улицы и нашего квартала, большие и малые. И женщины высовывались из окон и дверей, и жена моего господина услышала мои крики и в сопровождении дочерей своих отворила мне дверь. И все спрашивали меня о причине такого моего приезда.

Я ответил со слезами:

— Господин мой, находившийся в саду со своими гостями, отлучился на минуту и отошел к стене за своею надобностью. И вдруг стена обрушилась, и господин мой исчез под ее развалинами. Тогда, обезумев от ужаса, я вскочил на мула и поспешил сюда, чтобы известить вас об этом происшествии.

Когда жена и дочери услышали мои слова, они принялись громко кричать, рвать на себе одежду и бить себя по лицу и по голове; и все соседи сбежались и окружили их. Потом жена моего господина, в знак огорчения и как то обыкновенно делается в случаях неожиданной смерти главы дома, стала переворачивать все вверх дном, ломать мебель, бросать ее за окно, разбивать все, что могло быть разбито, разрушать окна и двери. Потом она велела выкрасить все наружные стены голубой краской и налепить на них комки грязи.

И она закричала мне:

— Негодяй Кафур, что же ты не трогаешься с места! Иди же помогай мне разбить эти шкафы, уничтожить всю эту утварь и расколотить этот фарфор!

Тогда я, не ожидая второго зова, бросился со всех ног и принялся все разбивать и портить: шкафы, драгоценную мебель, фарфоровую посуду; я жег ковры, постели, занавеси, дорогие ткани и подушки; покончив со всем этим, я стал разрушать самый дом, потолки и стены и уничтожил все сверху донизу.