Тысяча и одна ночь

И когда Hyp ад-Дин проговорил эти слова и сказал свои нанизанные стихи, девушка посмотрела на него оком любви, и увеличилась ее любовь и страсть к нему. Она удивилась его красоте, прелести, тонкости его стана и соразмерности и, не владея собой, еще раз обняла лютню и произнесла такие стихи:

 Меня корит за то, что на него гляжу,
 Бежит меня, хотя моей владеет жизнью,
 Стыдит, хоть знает, что душой ему служу,
 Как будто сам Аллах внушил ему решенье,
 «Глядите на него, — глазам своим твержу, —
 Вот на руке моей его изображенье!»
 Но очи не хотят замены никакой.
 А сердце лишь ему готово в услуженье.
 Хотела б вырвать я его своей рукой
 За то, что зависти во мне не унимает.
 Я сердцу говорю: «Сыщи себе покой!»
 Но сердце одному ему всегда внимает.

А когда девушка произнесла эти стихи, Hyp ад-Дин удивился красоте ее стихотворения, красноречию ее слов, нежности ее выговора и ясности ее языка, и его покинул разум от сильной страсти, тоски и любовного безумия. Он не мог терпеть без нее ни минуты и, наклонившись к ней, прижал ее к груди, и она тоже бросилась к нему и вся оказалась близ него. Она поцеловала его между глаз, а он поцеловал ее в уста, сжав сначала ее стан, и начал играть с нею, целуясь, как клюются голубки. И девушка повернулась к нему и стала делать с ним то же, что он делал с нею, и присутствующие смутились и поднялись на ноги, и Hyp ад-Дин застыдился и снял с нее руку. А потом девушка взяла лютню и, ударив по струнам на много ладов, вернулась к первому ладу и произнесла такие стихи:

 Этот месяц, склоненьем сводящий с ума.
 Он нисходит во гневе, как вони с холма.
 Красотой покоряет он войско свое,
 А в бою его стан — золотое копье,
 Если б сердце его стало нежным, как стан,
 Он возлюбленную обижать бы не стал.
 О, жестокость и нежность — его красота,
 Хоть бы эти два свойства сменили места!
 Пусть простит меня тот, кто корит за любовь.
 Ты взирай на него, мне же гроб уготовь.

И Hyp ад-Дин, услышав слова девушки и ее дивно нанизанные стихи, наклонился к ней в восторге, и он не владел умом от сильного удивления. А потом он произнес такие стихи:

 Мечтал о ней, равнял ее с рассветом,
 Но жар лучей спалить меня готов.
 Хотя бы обратилась к нам с приветом,
 Хоть позвала бы кончиком перстов.
 Пред красотой теряясь поневоле,
 Меня спросил хулитель красоты:
 «Безумцем стал не из-за нее ли?»
 И я ответил: «Правду молвишь ты».
 Безжалостнее, чем стрела прямая,
 Она пронзила все, чем был я жив,
 И вот лишился сердца и ума я,
 Я одинок, и слаб, и несчастлив.

И когда Hyp ад-Дин окончил свои стихи, девушка удивилась его красноречию и тонкости и, взяв лютню, ударила по ней самыми лучшими движениями и снова перебрала все напевы, а потом она произнесла такие стихи:

 О жизнь души моей, клянусь! Лицом твоим клянусь!
 Пусть я отчаюсь, от своей любви не откажусь!
 Когда покинешь ты меня — со мною образ твой,
 Уйдешь, но память о себе не унесешь с собой.
 Ты, наполняющий мой взгляд печалью, — знай, что я
 Не захочу другой любви, я навсегда твоя.
 Твои ланиты слаще роз, твоя слюна — вино.
 Ужель мне чашу на пиру испить не суждено?

Hyp ад-Дин пришел от декламации девушки в величайший восторг и удивился ей величайшим удивлением, а потом он ответил на ее стихи такими стихами: