Все мышцы моего тела напряглись, когда я уловила крошечный проблеск света в темноте. Белое облако дыма парило над участком травы над нашими домами. Поначалу я не была уверена, что это, пока высокая фигура, одетая во все черное, не вышла из двери.
Я задержала дыхание, когда фигура шагнула в свет фонаря и остановилась. Черная кожаная куртка, черная футболка, черные джинсы-дудочки, черные замшевые сапоги... и длинные светлые волосы.
Я все пялилась и пялилась, комок образовался в моем горле, когда мальчик с широкими плечами и впечатляющим ростом поднял руку и провел ею по своим длинным волосам.
Мое сердце пропустило удар, потому что я узнала это движение. Я узнала этот сильный подбородок. Я знала его. Знала его так же хорошо, как и себя.
Рун.
Это мой Рун.
Облако дыма вылетело из его рта, и я несколько секунд не могла сообразить, что на самом деле вижу.
Курит.
Рун курит. Рун не курил, он никогда не прикасался к сигаретам. Моя бабушка курила всю жизнь и умерла слишком молодой от рака легких. Мы пообещали друг другу, что никогда даже не будем пробовать.
Было очевидно, что Рун нарушил это обещание.
Когда я наблюдала, как он сделал еще одну затяжку и заправил свои светлые волосы третий раз за несколько минут, мой желудок ухнул вниз. Рун поднял голову к свету, когда выдохнул струю дыма в прохладный ночной бриз.
Так вот он. Семнадцатилетний Рун Кристиансен, и он еще красивее, чем я могла себе представить. Его кристально-голубые глаза были такими же яркими, как и всегда. Его когда-то мальчишечье лицо сейчас было суровым и от него перехватывало дыхание. Я всегда шутила, что он такой же красивый как Скандинавский Бог. Когда я изучила каждую черточку его лица, то убедилась, что его внешность превзошла даже их.
Я не могла оторвать взгляда.
Рун докурил сигарету и бросил ее на землю, свет от окурка постепенно угас во тьме короткой травы. Затаив дыхание, я ждала, что он будет делать дальше. Затем его папа подошел к краю крыльца и что-то сказал своему сыну.
Я видела, как плечи Руна напряглись, и голова дернулась в направлении его отца. Я не могла расслышать, что именно они говорили, но расслышала, что разговор был на повышенных тонах. Я слышала, как Рун агрессивно отвечал отцу на их родном норвежском. Его папа сокрушенно опустил голову и направился назад в дом. Было ясно, что ему больно от слов Руна. Когда мистер Кристиансен ушел, Рун показал средний палец его удаляющейся спине, опустив его, только когда передняя дверь закрылась.
Шокировано я замерла на месте. Я наблюдала, как этот мальчик — мальчик, которого я когда-то хорошо знала — становится незнакомцем для меня. Разочарование и печаль накрыли меня, когда Рун начал пересекать газон между нашими домами. Его плечи все еще были напряжены. Я почти ощущала агрессию, которую излучало его тело, со своего места у окна.
Мой худший кошмар воплотился в жизнь — мальчика, которого я знала, больше не было.
Затем я застыла, когда Рун остановился и посмотрел в окно моей спальни, прямо на комнату ниже той, где я была сейчас. Порыв ветра прошел по двору, растрепав его длинные светлые волосы, и в эту секунду я увидела невероятную боль и сильную тоску в его глазах. Образ его напряженного выражения лица, когда он смотрел в мое окно, ударил меня сильнее, чем поезд. В этом потерянном выражении был мой Рун.
Мальчик, которого я узнала.
Рун сделал шаг к моему окну, и на мгновение я подумала, что он может взобраться внутрь, как он делал многие годы. Но внезапно он остановился, и его руки сжались в кулаки. Он закрыл глаза, и так крепко стиснул зубы, что со своего места я могла видеть, как его челюсть напряжена.
Затем, очевидно изменив свое мнение, Рун развернулся и направился к своему дому. Я стояла у окна кабинета, в тени. Я не могла двигаться из-за шока от увиденного.
Свет в спальне Руна включился. Я видела, как он ходил по комнате, затем подошел к окну и сел на широком подоконнике. Он приоткрыл окно, прикурил сигарету и выпустил дым через открытый зазор.
Не веря, я покачала головой. Затем кто-то вошел в кабинет, и мама встала сбоку от меня. Когда она выглянула в окно, я знала, что она поняла, зачем я здесь стою.
Мои щеки покраснели из-за того, что меня поймали. Наконец, мама заговорила:
— Аделис сказала, что Рун больше не тот мальчик, которого мы знали. Она сказала, что он создавал одни проблемы, когда они вернулись в Осло. Эрик потерян и не знает, что делать. Они, правда, рады, что Эрика вернули сюда. Они хотели увезти Руна от плохой компании, с которой он связался в Осло.
Я снова посмотрела на Руна. Он выкинул сигарету в окно и повернул голову, чтобы прислониться к стеклу. Его взгляд был сфокусирован только на одном — окне моей комнаты.
Когда мама начала выходить из кабинета, она положила руку мне на плечо.
— Может, это хорошо, что ты разорвала все контакты, малышка. Я, правда, не уверена, что он бы справился со всем, через что тебе пришлось пройти, исходя из того, что сказала его мама.