Тысяча огней

Возникновение этих лагерей внесло большие перемены в жизнь недавних нищих кочевников. Они веками вынуждены были перебираться с места на место, а теперь в лагерях по разведке нефти, на перерабатывающих заводах, на строительстве ирригационных каналов и для них находится работа, которая дает пусть скудный, но постоянный заработок.

Когда у нас зашел об этом разговор с американцами, Гленн показал на палаточный лагерь среди дюн.

— Только они не приемлют новшеств, — пробормотал он и тут же добавил: — Они — это туареги.

Один из техников-тунисцев сказал нам, что сейчас, в самую засуху, много кочевников пришло сюда из Ливии и Алжира.

— Вот он тарги, — воскликнул Гленн, кивнув на выходящего из палатки кочевника.

— Тарги — это единственное число от туарег, — пояснил Пекос Билл.

Ближе к полудню он вызвался показать нам лагерь туарегов. По дороге он подробно рассказал об отношении туарегов ко всему новому, что пришло в Африку.

До последнего времени гордые и властолюбивые туареги были хозяевами пустыни. И вот теперь они с большим подозрением относятся к возможности разбогатеть, изменив свой образ жизни. Они чувствуют, что кончается их безраздельная власть над другими племенами, но глубоких причин этих перемен понять еще не в состоянии. Завернувшись в свои одежды и повязав лицо традиционным голубым шарфом лисамом, они не знают, как им поступить. Их аменокалы, вожди каждого племени, никак не решат, бросить ли им кочевую жизнь и тоже наняться на работу или же оставить все как было прежде.

Туареги далеко не богаты, и высокие заработки, которые сулят кочевникам нефтяные компании, манят и их. Но они боятся, что, унизившись до физического труда, окончательно сравняются с бедуинами и остальными кочевниками. А это означало бы, что наступил конец их вековому господству. Поэтому они разбивают свои палатки у самых лагерей разведчиков нефти, беспрестанно совещаются о чем-то и выжидают.

— Вы не боитесь нападения? — с улыбкой спросил я у Гленна, хорошо зная склонность туарегов к грабежам.

— Нет, — ответил Гленн. — Но у первых обитателей «Коронады» эти мрачные воинственные фигуры не вызывали особого восторга.

— Да тут еще эта история с камнями и джинами, — пробормотал Шериф.

— С какими камнями и джинами? — удивился я.

Тут и Гленн, и оба моих соотечественника захохотали. Они рассказали мне о ночных перестрелках, нагонявших страх на новичков.

— Сами увидите вечером, как только похолодает, — сказал Пекос Билл. И в самом деле, вскоре и мы услышали выстрелы. Но это было не сражение и не набег туарегов. Камни пустыни, успевшие за двенадцать часов палящей жары раскалиться, в холодные ночи лопаются с глухим, похожим на выстрел треском. У кочевников бытовало предание, что эти камни были темницей джинов. А лопался камень, когда душе джина удавалось наконец спастись бегством. Потом грохот ночных взрывов слился с грохотом боев в Алжире, и уж тут техникам и рабочим лагеря стало не до сна.

Обычно воспоминания и рассказы начинались после рабочего дня, когда наши новые друзья, приняв душ, собирались в самой большой машине — рулотте, чтобы вдоволь насладиться холодным пивом.

На стене висит огромный календарь — единственное украшение этой «гостиной». В центре календаря нарисован мнимый телевизор, который «передает» мнимое изображение моря и несущейся по нему парусной лодки. Сбоку от мнимого телевизора аккуратно зачеркнуты дни недели и месяца. Каждый месяц разведчики нефти смотрят на календарь и подсчитывают, хотя заранее прекрасно это знают, сколько времени им еще осталось прожить до конца контракта или до отпуска в невыносимом одиночестве пустыни. Все они отказываются от выходных, чтобы спустя два месяца получить восьмидневный отпуск.

В лагерь регулярно прилетает самолет. Он привозит еду, почту, запасные части к моторам и каждый день увозит нефтяников, получивших отпуск. Свои восьмидневные «каникулы» они проводят на берегу моря в Тунисе или на Джербе, а высокооплачиваемая техническая элита — даже на Лазурном береге или на Капри. Об этом нам с улыбкой поведал Гленн.