Тысяча первый попаданец. Часть вторая

"До чего ж ты внутренне на себя внешнего похож…" – даже обрадовался висящий над столом Карцев, разглядывая тугощекое лицо министра с большими залысинами, гротескно распушенными светлыми усами, двойным голым подбородком, густыми бровками, мешками под маленькими глазками… – "Такого прессовать – одно удовольствие". И он вошел в активном варианте в сознание фигуранта, пережив и сам ряд пренеприятных ощущений. После традиционных ахов и охов Плеве замолчал в недоумении. Карцев, только что утвердившийся в заранее продуманной линии поведения, приступил к шельмованию министра:.

"Еще живешь, покойничек? Но приговор тебе уже вынесен и бомбы приготовлены. Думаешь, Гершуни пойман и тебе уже никто не страшен? Так революционеры еще больше на полицию обозлились, а особенно на тебя, их главу. Теперь благодари бога за каждый прожитый день и жди, жди – он придет, час расплаты".

– Это что? Ты как? – заплетающимся языком проговорил Плеве.

"Да вот так. Легко проник к тебе в голову, легко и уйду. Но после того как ты поймешь, в чем кроется твой шанс спасения".

"Я готов, я пойму…"

"Готов? Ой ли? Готов уйти с престижной царевой службы? В полную и окончательную отставку? Царь ведь может не понять и тоже обидеться… Так что отмазка твоя должна бытьубедительной, стопроцентной. Сможешь такую придумать?"

"Смогу, чего не смочь. А иначе никак нельзя поступить? Например, послабления в тюрьмах сделать, в ссылки совсем глухие не посылать…"

"Не торгуйся, Вячеслав Константинович, не надо. Ты себя в глазах революционеров замарал. Уйдешь – тебя не тронут. Останешься – ты труп".

"Хорошо, я все понял. А с какого числа уходить?"

"Лучше со вчерашнего. Тебя ведь и сегодня могут взорвать, еще не зная результата моих переговоров".

"Понял, понял. Сейчас рапорт о добровольной отставке и напишу. В Вашем присутствии".

"Напоминаю: отставка должна быть убедительно для царя мотивирована".

"Я хотел написать: в связи с необходимостью лечения за границей".

"Это можно, но следует подтвердить заключением врача. У тебя есть подходящий, который такую бумагу напишет?"

"Есть домашний врач. Есть и болезнь, мочекаменная".

"Тогда ладушки, поживешь еще. Но смотри, если схимичишь, я вернусь и просто устрою тебе апоплексический удар. Кого, кстати, будешь рекомендовать на свое место?"

"Не знаю… Может быть, фон Валя?"

"Для проформы можно. Но в запасе имей Святополка-Мирского, Горемыкина, Булыгина. Ладно, адью пока".

Зубатов тоже был еще в своем кабинете, в здании Особого отдела Департамента полиции. Карцев узнал его по обычному костюму-тройке с галстуком и вполне интеллигентному лицу, отчего он смотрелся немного странно в окружении сугубо деловых, "замундиренных" полицейских. Вселенец понаблюдал некоторое время за будущим реципиентом, но никаких дополнительных "штрихов к портрету" не обнаружил и в удобный момент аккуратно проник в сознание Зубатова. Тот покрутил недоуменно головой и вновь стал просматривать документы.

"Добрый день, Сергей Васильевич" – обозначил себя Карцев. – "Я смотрю, Вы донесение о проповедях Гапона читаете?"

Зубатов вновь недоуменно осмотрелся и потряс головой.

"Я у Вас внутри головы. Трясти ее бесполезно. Прибыл, между прочим, из будущего. Хотите проверить?"

"Это что, фокус? Гипноз?"

"Голая реальность. Вот я Вам подсказываю, что этот Гапон не так безобиден. В январе 1905 г. он выведет на улицы Петербурга многие тысячи демонстрантов с целью идти к доброму царю за справедливостью. Полиции придется стрелять, будет много убитых и раненых. Так что к нему стоить принять превентивные меры".

"Что за меры?"

"Ваши излюбленные, контрреволюционные: провести с одержимым попом беседу, не поможет – ошельмовать его в глазах поверивших, в крайнем случае, ликвидировать. Тем более что его все равно убьют эсеры, в конце 1905 года. Все будет лучше, чем революция, которая после этого расстрела начнет раскручиваться и в Питере и в России".

"Не могу поверить… Какой-то голос… Как у Жанны д, Арк?"

"А что, вполне возможно, что и к ней являлся кто-то из нашего высокотехнологического будущего. Хотите из него картинку посмотреть? Взлет самолета, например?"

"Самолета? Вроде планера Можайского?"

"Вроде вагона железнодорожного поезда, но с крыльями и мощными моторами. Смотрите…"

Минут пять он демонстрировал Зубатову избранные клипы из своей памяти, потом прервал.

"А что это было в конце? Ваше оружие?"

"Да, ковровые бомбардировки и пуски крылатых ракет воздух-земля".

"Невероятно! Такая мощь! Когда же это все будет?"

"Всего через 40–70 лет. Но после многих революций и двух мировых войн с десятками миллионов убитых".

"Ужас… А зачем Вы здесь? Что-то из этого предотвратить?"

"Именно так. С Вашей помощью и многих других русских людей".

"Что я должен делать?"