Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть

— Вскоре мне поставили диагноз: прогрессирующая злокачественная гранулема, лимфома Ходжкина. Новость выбила из колеи всю мою семью. И в первую очередь она выбила из колеи меня. Как же иначе? — Я притянул Поппи ближе к себе, но она осторожно отстранилась. — Знаю, что всегда смотрела на мир не так, как смотрят другие. Всегда стремилась прожить каждый день по максимуму. Меня влекли те аспекты мира, которые не нравились другим. Думаю, отчасти потому, что я знала: у меня не так много времени на познание мира, как у других. Наверно, в глубине души я всегда это сознавала. Поэтому, когда доктор сказал, что даже после пройденного лечения у меня останется всего пара лет, я встретила эту новость спокойно.

Глаза Поппи наполнились слезами. Как и мои.

— Мы все оставались в Атланте и жили с тетей Диди. Айда и Саванна стали ходить в новую школу. Папа ездил на работу. Я училась на дому или в больнице. Мама и папа молились, надеясь на чудо. Но я знала, что никакого чуда не случится. И мне было спокойно. Я не падала духом. Хотя химиотерапия далась нелегко. Было ужасно, когда начали выпадать волосы. — Поппи моргнула. — Но разрыв с тобой меня почти убил. Это был мой выбор, и вина лежит на мне. Я просто хотела спасти тебя, Руне. Чтобы ты не увидел меня такой. Я видела, как смотрят на меня родители и сестры. Как им тяжело. Но я все еще могла защитить тебя. Могла дать тебе то, что не могла дать моей семье. Жизнь. Свободу. Возможность продолжать жить без боли.

— Это не сработало, — выдавил я.

Поппи потупила взгляд:

— Теперь я это знаю. Но поверь, Руне. Каждый божий день я думала о тебе. Я рисовала тебя в мыслях, молилась за тебя. Надеялась, что тьма, прорастающая внутри тебя, исчезнет, если меня не будет рядом.

Поппи снова опустила подбородок мне на грудь.

— Расскажи мне, Руне. Расскажи, что было с тобой.

Я стиснул зубы. У меня не было ни малейшего желания снова переживать то, что тогда происходило. Но я не мог отказывать моей девушке. Это было невозможно.

— Я злился, — заговорил я, убирая волосы с ее прекрасного лица. — Никто не мог толком сказать, где ты находишься. И почему перестала со мной общаться. Родители не оставляли меня в покое. Отец раздражал двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я винил его во всем. И все еще виню.

Поппи хотела мне что-то сказать, но я помотал головой:

— Нет. Не надо.

Поппи послушалась. Я закрыл глаза и заставил себя продолжать:

— Я ходил в школу, но вскоре связался с компанией таких же, обозленных на весь мир. Стал гулять. Пить, курить… Делать все наперекор отцу.

— Руне, — грустно вздохнула Поппи и больше ничего не сказала.

— Вот так и жил. Забросил фотоаппарат. Убрал все, что напоминало о тебе. — У меня вырвался горький смешок. — Жалел, что я не могу вырвать сердце и тоже убрать его подальше. Потому что оно, это чертово сердце, не давало забыть тебя, как я ни старался. А потом мы вернулись. Вернулись сюда. И когда я увидел тебя в коридоре, вся злость, что текла по моим венам, отступила, словно вода во время отлива. В тот момент, когда я увидел эти каштановые волосы, эти зеленые глаза, которые смотрели прямо на меня, я понял, что все двухлетние попытки забыть тебя пошли прахом. Один твой взгляд смыл все.

Я сглотнул:

— А потом ты рассказала мне о… — Я замолчал, подбирая слова, но Поппи замотала головой.

— Нет. Пока хватит. Ты сказал достаточно.

— А ты? — спросил я. — Почему ты вернулась?

— Потому, что мне надоело, — вздохнула Поппи. — Все было впустую. Мне назначали очередной курс лечения, и каждый оказывался бесполезным. Онколог сказал напрямую: мне не поможет ничто. Услышав это, я тут же приняла решение. Вернуться домой. Прожить свои последние дни дома, на лекарствах. Среди тех, кого люблю больше всего на свете.

Поппи прижалась, поцеловала меня в щеку, в лоб и, наконец, в губы.

— И теперь у меня есть ты. Теперь я знаю, что так и было предначертано. Вот где нам предначертано быть в этот момент. Дома.

Я почувствовал, как по щеке катится слеза. Поппи тут же стерла ее большим пальцем и легла поперек моей груди.

— Я пришла к пониманию, что для больного вынести все не так уж и трудно. В конечном счете боль уходит, мы отправляемся в лучший мир. Но боль тех, кто остается, только возрастает.

Поппи прижала мою ладонь к своей щеке:

— Я действительно верю, что истории, подобные моей, не обязательно заканчиваются печально. Мне хотелось бы, чтобы мою жизнь запомнили как чудесное приключение, которому я шла навстречу с открытой душой. Потому как нельзя растрачивать попусту ни единый вдох. Нельзя растрачивать попусту нечто столь ценное. Вместо этого мы должны позаботиться о том, чтобы втиснуть в короткое время, отведенное нам на Земле, как можно больше ценных моментов. Вот какое послание мне хотелось бы оставить после себя. Оставить тем, кого люблю, этот красивый завет.

Если сердце, как верила Поппи, звучало песней, то мое в тот миг пело от гордости… и восхищения моей любимой девушкой. Восхищения ее взглядом на жизнь. Тем, что она старалась убедить меня… заставить меня поверить, что я смогу жить без нее.