Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть

Чувствуя, что наполняюсь утренним светом, я наклонился и поцеловал ее. Поцелуй был короткий, его и поцелуем-то трудно было назвать, но Поппи сглотнула и хрипло прошептала:

— Поцелуй… — Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить.

— Девятьсот третий, — подсказал я.

Поппи кивнула.

— Когда я вернулась к Руне, — добавила она и, поймав мой взгляд, сжала пальцы. — Как и обещала.

— Поппи. — Я опустил голову, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи. Хотелось обнять что есть сил, прижать к себе крепко-крепко, но она выглядела как хрупкая кукла, которую так легко сломать неосторожным движением.

Жестом, знакомым как дыхание, она запустила пальцы в мои волосы. Легкое дыхание волной омыло лицо. Я смотрел на нее и не мог насмотреться, впитывал каждую черточку милого лица, смаковал этот чудесный миг.

Миг, когда она вернулась ко мне.

— Сколько? — спросила Поппи.

Я убрал ей за ухо упавшую на глаза прядку.

— Ты пролежала в коме неделю. Последние несколько дней постепенно приходила в себя.

Поппи на секунду зажмурилась:

— И сколько… осталось?

Я покачал головой и ответил честно — она это заслужила.

— Не знаю.

Поппи почти незаметно кивнула. Теплые лучи пригрели затылок. Я повернулся, выглянул в окно и улыбнулся.

— Ты встала с солнышком, малышка.

Поппи нахмурилась. Я сдвинулся в сторону, и она охнула. Закрыла и снова открыла глаза. Подставила лицо нежным оранжевым лучам.

— Как красиво…

Я прилег рядом с ней, опустил голову на ее подушку. Небо постепенно светлело. Солнце карабкалось вверх по голубому небу, заливая палату светом и теплом.

Она пожала мою руку:

— Я устала.

У меня засосало под ложечкой.

— Тебя очень ослабила инфекция. Вот оно и сказывается.

Поппи понимающе кивнула и снова повернулась к окну.

— Я так соскучилась по всему этому.

— Многое помнишь?

— Нет, — тихо ответила Поппи. — Но я знаю, что мне этого недоставало. — Она посмотрела на свою руку. — Помню твою руку в моей… хотя… Странно. Я помню это и почти ничего еще.

— Ja? — спросил я.

— Да. Наверно я всегда буду помнить это ощущение.

Я протянул руку к тумбочке, нашел фотоальбом, положил на колени и открыл. Первый снимок — солнце, поднимающееся за плотными облаками. Лучи рассеялись, проходя сквозь крону, и придали листьям чудесный розовый оттенок.

— Руне, — прошептала Поппи, проводя ладонью по фотографии.

— Твое первое утро здесь. — Я пожал плечами. — Не хотел, чтобы ты пропустила свой рассвет.

Поппи опустила голову мне на плечо, и я понял, что сделал все правильно. Это прикосновение значило больше любых слов.

Я листал альбом. Показывал ей расцветающие деревья в саду. Капли на окне в тот день, когда шел дождь. Звезды на небе, полную луну, гнездящихся на деревьях птиц.

Когда я закончил альбом, Поппи склонила голову набок и посмотрела мне в глаза.

— Ты сохранил все, чего мне не хватало.

Чувствуя, что краснею, я опустил голову:

— Конечно. И всегда буду.

Она вздохнула:

— Даже когда меня не станет… ты… Ты должен продолжать… собирать такие моменты. — Я напрягся, но прежде чем успел что-то сказать, Поппи погладила меня по щеке. Прикосновение было таким легким, что я едва его почувствовал. — Пообещай мне. — Я промолчал, и она повторила, настойчиво и требовательно: — Пообещай, Руне. Эти снимки слишком ценны. Подумай, что ты сможешь сделать в будущем. Просто подумай о тех возможностях, что ждут тебя впереди.

— Обещаю, — негромко сказал я. — Обещаю, Поппимин.

Она вздохнула:

— Спасибо.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Мне так не хватало тебя.

— А мне тебя, — с улыбкой прошептала она.

— Когда ты выйдешь отсюда, нас с тобой ждет куча дел.

В ее глазах вспыхнули огоньки.

— Да. — Она пожевала губами. — Сколько до первого цветения?

Я понял, о чем она думает. Поппи пыталась определить, сколько времени ей осталось. И сумеет ли она дотянуть. Проживет ли достаточно долго, чтобы осуществить оставшиеся желания.

— Полагаю, где-то неделя.

Ее лицо осветила широкая счастливая улыбка. Поппи закрыла глаза.

— Это мне по силам, — уверенно заявила она и чуть сильнее сжала мою руку.

— Ты протянешь дольше, — заверил ее я.

— До тысячи мальчишечьих поцелуев.

Теперь уже я погладил ее по щеке:

— Вместе со мной.

— Да, — улыбнулась Поппи. — На веки вечные.

* * *

Из больницы Поппи выписали спустя неделю. Последствия инфекции в полной мере проявились через несколько дней. Она не могла ходить. Ноги просто не держали ее. Доктор сказал, что если бы рак удалось победить, ноги со временем вернули бы прежнюю силу, но в данных обстоятельствах вывод был один: самостоятельно Поппи ходить не сможет.

Ее посадили в инвалидную коляску. И, конечно, она встретила такую перемену в своей жизни с поднятой головой.

— Пока я могу выходить на улицу и чувствовать солнце на лице, ничто не помешает мне быть счастливой, — сказала она, когда доктор принес плохие новости. А потом посмотрела на меня и добавила: — И пока Руне держит меня за руку, мне все равно, могу я ходить или нет.

Как всегда, ее слова растопили мое сердце.

Захватив новые фотографии, я пробежал через лужайку между нашими домами, забрался через окно в комнату Поппи и увидел, что она спит на кровати.