Солин сидела, опустив глаза, сама потрясенная той историей, что вот уже около часа рассказывала своей гостье. Рори внимательно вглядывалась в нее, пытаясь представить, каково это – когда обрушивается столько всего сразу? Ужасающее бегство из родного города. Телеграмма, разбившая сердце и мечты. Незапланированный ребенок. И сущее чудовище, бросившее ее на произвол судьбы. Как она вообще смогла все это пережить?
И как бы сама она, Рори, проявила себя в подобных обстоятельствах?
Этот вопрос заставил ее даже немного устыдиться. Она порой забывала, как комфортно у нее всегда была устроена жизнь. И что у нее чуть не от рождения имелся трастовый фонд и имя, гарантировавшее то, что ей везде будут открыты двери, и что она никогда и отдаленно не знала никаких лишений и тягот. Откровенно говоря, до исчезновения Хакса самой большой проблемой в ее жизни было лавирование в непростых взаимоотношениях с матерью.
– Мне стало стыдно, – призналась Рори. – Большинство людей сдались бы, сложили бы руки после выпавших вам испытаний. Но вы все равно продолжали бороться за жизнь. И тут я, такая несчастная, заявляюсь к вам с пакетом из забегаловки и ною о том, как мне, видите ли, тяжело! Почему я не такая сильная, как вы?
Солин прикрыла веки и протяжно вздохнула:
– Когда слишком долго бываешь сильным, то становишься хрупким,
– Простите, что вам пришлось все это вспоминать. Вы в порядке?
Солин кивнула, но, когда она встала, улыбка сошла с ее лица.
– Все хорошо. Только вот хочется согреться. Почему бы нам не пройти в дом? Я быстренько помою посуду, а потом мы организуем маленький десерт. Я покажу тебе, как готовить настоящий кофе, в прессе. Обещаю, после него ты больше не станешь пользоваться этими вашими капающими агрегатами.
На кухне Рори сама занялась посудой, а Солин тем временем стала просвещать ее о достоинствах френч-пресса, заявляя, что это единственный цивилизованный способ приготовления кофе. Наконец она наполнила две чашки, разложила на тарелке печенье «Мадлен», поставила все на поднос, и они отправились в гостиную.
Они расположились в разных концах дивана, взяв в руки по чашке. Комната оказалась большая, но вместе с тем уютная, обставленная так, чтобы в ней было приятно находиться, а не для того, чтобы кого-то впечатлить. Она как нельзя лучше соответствовала самой Солин. Со вкусом и изяществом – но без всей той вычурности «дома идеального стиля» Камиллы. И насчет кофе Солин тоже оказалась права. На самом деле, Рори здесь решительно все было по душе.
Она взяла с тарелки печенье и, задумчиво его покусывая, внимательно посмотрела на пьющую кофе Солин. Ей трудно было объяснить, что именно их так связало. Она знала лишь, что эта связь совершенно реальна, что судьба почему-то сочла необходимым сплести нити их жизни воедино. Но почему?
– Вы когда-нибудь задумывались, почему мы с вами подружились? – тихо спросила Рори. – И то, как я выбрала ваш дом, и то, как нашла там коробку… Все это что-то вроде… – Она замялась, подыскивая подходящее слово. – Нечто фатальное, быть может. Вы верите в подобное? В то, что определенным событиям неминуемо суждено случиться?
Солин долго не отвечала, словно осторожно взвешивая вопрос Рори.
– Когда-то верила, наверное, – ответила она наконец. – Я верила в то, что нам с Энсоном суждено стать мужем и женой, что он вернется домой с четками моей матери и я отдам ему наконец его несессер, и мы будем жить долго и счастливо.
Рори грустно кивнула, потом вдруг нахмурилась, словно что-то вспоминая из рассказа Солин:
– Погодите. Вы ведь сказали, что отец Энсона отнял у вас тот футляр, но я, помнится, видела его у вас в коробке.
Солин пожала плечами:
– Да, он вернул мне несессер. Уж не знаю, что именно заставило его это сделать, и я даже не заметила, когда он успел его вернуть. Через неделю меня уже не было в его доме. Шофер отвез меня на вокзал, а в Провиденсе меня встретила женщина по имени Дороти Шеридан.
– А кто такая была эта Дороти Шеридан?
– Она руководила «Обществом семейной поддержки», которое, иначе говоря, являлось пристанищем для незамужних будущих матерей. Таких, как я, там было восемь. Некоторые были совсем еще юные девочки, некоторые называли себя вдовами войны, но всех нас объединяло общее: все мы забеременели без мужа и нам некуда было пойти. Первый день я все время плакала. Я не могла поверить, что Оуэн меня так сильно ненавидит. Но когда я открыла свою коробку, то на ее дне лежал несессер Энсона. Трудно, конечно, представить, чтобы этот человек испытывал угрызения совести, но, может быть, он это сделал ради памяти Энсона. Уж точно не ради меня.
– Но вам удалось хотя бы попрощаться с Тией?
Солин с грустью покачала головой:
– Он отослал ее уже на следующий день.
Рори долго молчала, пытаясь представить весь ужас ситуации. Беременная и в одиночестве скорбящая по любимому.