Тысяча свадебных платьев

Я отношу альбом к кровати, сажусь и раскладываю его на коленях. Сначала очень медленно переворачиваю страницы, рассматривая одно за другим незнакомые мне лица, пока они не начинают мне казаться одинаковыми. И вот наконец передо мной он сам – смотрит прямо на меня с плотной белой страницы альбома. Энсон Вильям Перселл. Студент второго курса.

С легкой улыбкой я вожу пальцем по снимку. Он так красив в своем костюме с галстуком, с аккуратно уложенными густыми светлыми волосами. Подростковая нежность черт на предыдущем фото здесь сменилась дерзкой, упрямой целеустремленностью, мужской решимостью проложить в мире собственный путь, стать самостоятельным и независимым.

Тут меня сотрясает волна негодования, и из, казалось бы, уже иссушенных глубин поднимается новый приступ рыданий. Я оплакиваю те обещания, что никогда не будут выполнены, все то добро, которое ему уже не сделать. Дитя, которое не будет знать отца.

От долгих слез у меня уже щиплет глаза. Сомкнув веки, я опускаюсь на покрывало, крепко прижав к груди фотоальбом. Я чувствую себя невероятно усталой. «Видимо, это из-за беременности, – всплывает в тумане путающихся мыслей. – Это будущее дитя отнимает мои силы. Дитя Энсона…»

Внезапно я резко просыпаюсь от того, что между веками просачивается яркий свет. Спросонок я сажусь на кровати, смутно сознавая, что что-то стучит по полу и что я не у себя в комнате. Зрение еще не прояснилось, но силуэт Оуэна Перселла у изножья кровати угадывается безошибочно.

– Какого черта ты тут делаешь?! – рычит он на меня.

Я сонно моргаю, пытаясь придумать объяснение. Он включил в комнате люстру, и яркий свет режет глаза.

– Простите… – От слез мое горло саднит, и звуки напоминают скрежет. – Я лишь хотела увидеть его комнату, побыть рядом с его вещами…

Перселл проходит к столу, где я оставила выдвинутым ящик, берет в руки рамку с треснувшим стеклом и всматривается в фото. С того момента, как я видела Оуэна последний раз, он успел побриться, однако на нем все тот же мятый кардиган с засученными до локтей рукавами. Я вскакиваю, глядя, как он нагибается и поднимает с пола университетский альбом Энсона. Мгновение его ладонь скользит по переплету, как будто Оуэн собирается его раскрыть. Но вместо этого Перселл резко разворачивается ко мне, и его лицо оказывается так близко к моему, что я ощущаю затхлый запах его лосьона для волос и несвежей одежды.

– Ты не имеешь права прикасаться к вещам моего сына. Или же валяться на его кровати. У тебя вообще нет никакого права здесь находиться. Это – не твой дом.

Я непроизвольно отшатываюсь назад. Злость Оуэна по отношению ко мне ужасает. В нос ударяет его кислое после вчерашних возлияний дыхание.

– Я просто искала какую-нибудь фотографию Энсона и нашла в столе альбом его курса. Присела на кровать посмотреть и, видимо, заснула.

Он прищуривается, глядя на меня, словно осененный внезапной мыслью.

– Зачем это тебе понадобилась фотография моего сына?

– Я хотела видеть его лицо, – мягко, почти умоляюще объясняю я. – И оставить себе что-нибудь на память о нем. Несессер Энсона – единственное, что у меня было, и вы его отобрали. Поэтому я подумала…

– Убирайся из этой комнаты! – рычит он, указывая пальцем на дверь. – Или же я сам тебя отсюда выволоку!

Слезы вдруг застилают глаза, но я не хочу сейчас плакать.

– У меня будет ребенок, – тихо произношу я. – Ребенок Энсона.

Его взгляд опускается к моему животу, затем вновь возвращается к лицу, едва ли не искрясь новым обвинением.

– Полагаю, примерно чего-то подобного мне и следовало ожидать. Теперь, когда ты поняла, что свадьбой не пахнет, ты решила сделать новый ход. Интересно, мой сын об этом знает?

Я отрицательно качаю головой:

– Я поняла это только вчера. После того, как вы показали мне телеграмму.

– Какое своевременное совпадение, должен заметить!

Его бесчувственность меня изумляет.

– Ваш сын уже не вернется домой, а я ношу его дитя. И это все, что вы мне можете сказать?

Он презрительно смотрит на меня сверху вниз:

– Я вовсе не оспариваю тот факт, что ты носишь дитя. Только дурочка может соврать о том, что со временем и так станет очевидным. И хотя я много в каких вещах тебя подозреваю – глупость уж точно не в их числе. Вот только никто не может точно утверждать, кто именно отец этого ребенка. – Сделав паузу, он окидывает меня брезгливым взглядом. – Насколько я понимаю, даже ты этого не знаешь.

Прежде я и представить не могла, насколько больно могут ранить слова!

– Вы сами не верите в то, что сейчас сказали. Вы не вправе так думать.

– Не вправе?! – И его рот отвратительно округляется от гнева. – Знаем мы таких дамочек, как ты! Умелиц по заманиванию наших юношей в брачный капкан. И ведь почти уже сработало! Тебе не только удалось переплыть огромный синий океан – ты еще и водворилась в мой дом. Тебе даже удалось приручить мою дочь! Вот только телеграммы такой в твоих планах не было. Верно?

– Это неправда! Все было совсем не так!

– Избавь меня от своего возмущения. Это тебе ничего хорошего не даст!