Тысяча свадебных платьев

– Вы, думаю, самая храбрая женщина, которую я только знаю. Чтобы все это пережить и найти в себе силы двигаться дальше…

Солин посмотрела на свои кисти, которые она попеременно то сжимала, то вытягивала, расправляя. Видимо, этот жест стал для нее привычным, когда она погружалась в какие-то мысли.

– Я двигалась дальше, потому что мне просто ничего другого не оставалось.

– Я понимаю. Но, отдавая ребенка…

– Я ее не отдала, – сказала, отворачивась, Солин. – Она умерла.

Рори замерла. Эти слова сразили ее, точно удар в солнечное сплетение.

– Простите… Я просто предположила… Что с ней случилось?

– Однажды утром я встала с постели – а у меня вовсю отходят воды. Я знала, что это когда-то произойдет, но не думала, что так скоро. Я попросила врачей что-то сделать. Ведь ребенок должен был родиться только через месяц. Но мне сказали, что роды уже начались, и мне остается только молиться. Меня проводили в маленькую комнатку без окон, где стояла узкая койка с кожаными ремешками. Еще там была маленькая колыбелька – такая, знаешь, больничная люлька для новорожденных. Мне дали какой-то препарат – вкололи в руку иглу и надели на лицо маску. И что было потом, я не помню.

У Рори удивленно расширились глаза.

– Вам сделали общий наркоз при родах?

– Обычная практика в те времена. Это называлось «сумеречный сон», или полусон. После него, как правило, ничего не вспоминается. Когда я проснулась, то почувствовала себя так, будто меня избили. На лодыжках и запястьях были синяки от ремешков. Но это было неважно. Я умоляла дать мне ребенка, покормить дитя. Но мне сказали, что еще слишком рано. Что, дескать, девочка еще не настолько окрепла, чтобы с ней нянчиться. Должно быть, в какой-то момент я уснула. Я еще чувствовала себя слишком усталой. Когда же я проснулась, колыбелька исчезла. Я начала рыдать. Наконец кто-то улышал мои крики и пришел – вроде как сестра-хозяйка, – но она почему-то избегала смотреть мне в глаза. Я уже догадывалась, что сейчас услышу, но, когда она произнесла эти слова, я думала, меня расколет надвое: «Была слишком маленькая, чтобы выжить. Легкие недостаточно развиты. Она теперь с ангелами».

Рори плотно зажмурила глаза, не в силах найти слова для утешения. Не существовало слов, уместных при таком горе.

– Мне очень жаль, – слабым голосом произнесла она.

– Я знала, что у меня будет девочка. Я даже придумала ей имя – Асия. Оно означает: «приносящая утешение». – Солин на пару мгновений умолкла, словно у нее перехватило горло. – Я слышала ее первый крик, – прошептала она. – Когда она родилась, я ее услышала. Я иногда даже жалею, что это помню. Если бы она родилась мертвой, я бы, наверное, перенесла это легче. Но осознание того, что пусть даже несколько часов она прожила без своей mère[47], что она умерла, так и не познав материнской ласки, – это до сих пор разрывает мое сердце. Я просила дать мне на нее посмотреть, подержать ее на руках, но они сказали, что ее уже увезли.

– Куда увезли? – с ужасом в голосе спросила Рори.

– Служащие позвонили в приемную коронера, чтобы за девочкой приехали. Таков, дескать, закон. Чтобы удостоверить причину смерти для свидетельства. А поскольку я неимущая, объяснили они, то Асию похоронят на государственном кладбище округа. Без всяких служб, без какой-либо таблички над могилой. Я умоляла их дать мне время найти деньги и похоронить ее как полагается. Я собиралась позвонить отцу Энсона и попросить у него денег – но мне не разрешили воспользоваться телефоном. Спустя три дня мне сообщили, что уже все сделано.

Рори сглотнула подступившее к горлу рыдание.

– Они, по крайней мере, сказали вам, где ее могила, чтобы можно было ее навещать?

– Нет, – тихо произнесла Солин. – Но, может быть, это и к лучшему. Я знаю, это, наверное, звучит странно, однако вид ее могилы сделал бы для меня смерть дочери более реальной.

– Но ведь эта смерть и так случилась в реальности.

– Это так. И все же, если кого-то очень любишь – по-настоящему любишь, – то связан с этим человеком настолько, что вы никогда не сможете разлучиться. Даже если его от тебя что-то отрывает, ты и спустя годы продолжаешь его чувствовать. Словно бы постоянно возвращающийся к тебе отзвук. И какая-то часть твоей души радуется этим моментам, даже если при этом ты порой чуть не сгибаешься от боли.

«Словно бы постоянно возвращающийся к тебе отзвук…»

От этой мысли Рори похолодела, точно от пронизывающего ветра. Не это ли у нее останется после Хакса? Ни «до свиданья», ни ответов на множество вопросов – лишь масса расплывчатых воспоминаний?

– Иногда я представляю, как будто вижу ее, – каким-то далеким, потусторонним голосом продолжала Солин. – Так же, как это бывало с Энсоном. Я вижу в толпе чье-то маленькое личико – и на какой-то миг у меня замирает сердце. Я представляю, что у нее глаза, как у отца, а улыбка – как у ее тетушки Тии. Но потом она поворачивает голову – и лицо оказывается совсем не таким. И я сразу вспоминаю, что Асии нет.