Тысяча вторая ночь

Никогда я еще не видел образованного человека таким перепачканным, как только что вошедший европеец, говоривший по-французски. Он пристально вглядывался в комнату, в меня, в Башира и в Амину. Наконец взгляд его обратился на толстого англичанина и стоявший перед ним прибор. Он встряхнулся, словно не верил, что бодрствует и видит все это наяву. Наконец он сказал:

— Он собирается угостить вас на ужин вашей собственной головой? Интересно, как он справится с этой задачей?

Толстый англичанин сказал:

— Он предполагает, что я начну с ушей и носа. Это облегчает задачу. Во всяком случае, он строго ограничил этим блюдом мое меню. Какой у вас странный вид, Лавертисс. Откуда вы?

Француз почистил грязную одежду.

— Я из колодца.

— Из колодца? Какая нелегкая занесла вас в колодец?

— Спросите кого-нибудь другого. Я ничего не знаю. Знаю только, что я из колодца.

— Но скажите мне, умоляю, что вы делали в колодце?

— Сказал уж вам, что не знаю. Знаю только, что сегодня утром я очнулся в колодце, по горло в воде. Немного позже меня обнаружили там эти два вооруженных господина. Они извлекли меня и привели к этому вот господину (он указал на Башира). Он взглянул на меня и арестовал. Но что здесь делаете вы и давно ли вы уже здесь? Вы исчезли позавчера после обеда. Куда вы пошли?

— Если б я знал! Я очнулся в этой комнате, как вы в своем колодце. Но, прошу вас, не говорите про обед. Это щекочет аппетит, а если я проголодаюсь…

Он взглянул на уксус, прованское масло, на вилку и ножик и содрогнулся.

— Вы пришли, конечно, освободить меня от язычника, — закричал он. Профессор с вами?

Француз мрачно покачал головой и движением руки указал на вооруженных слуг Башира.

— Когда б я пришел вас выручить, я не нуждался бы в этих провожатых. Где профессор, не знаю, если он не в гостинице. Во всяком случае, найти меня здесь ему будет так же трудно, как нам обоим было трудно найти вас. Сделайте милость, скажите, что это за дом? Кто этот бородач, которого вы называете язычником? Кто красивая женщина с покрывалом? И кто этот толстый субъект, у которого трясутся поджилки?

Последнее невежливое замечание относилось ко мне, Ибрагиму, сыну Салиха. Правда, я до известной степени дрожал, но скорей негодуя на судьбу двух образованных европейцев, чем из страха за свою собственную участь.

В это мгновение разговор европейцев прервал Башир.

3

Башир неспроста позволил им так долго разговаривать. Он думал, что они проговорятся. Дело в том, что они говорили по-французски, а язык этот он знал в совершенстве. Но слова их проливали слишком мало света на тайну, и беседа развивалась чересчур медленно. Башир взмахнул веером. Европейцы взглянули на него выжидательно. Он обратился к французу:

— Кто ты?

— Француз. Меня зовут Лавертисс, если тебе интересно знать.

— Ты друг этого человека?

— Да

— Как ты сюда попал?

Француз указал на двух вооруженных:

— Эти два господина, угрожая несколько старомодным оружием, заставили меня сюда войти.

Башир нетерпеливо взмахнул веером:

— Тебя нашли в моем колодце? Что ты там делал?

Француз покосился на свой костюм:

— Не знаю. Во всяком случае, я не осквернил воды.

— Ты не знаешь? Что за ребяческий лепет! Отвечай. Что ты там делал?

— Я уже ответил: я не знаю. Башир переменил тему:

— Давно ли ты дружен с этим человеком?

— Да.

— Значит, ты давно знаком с большим мошенником?

— Прошу прощения! Мой друг мистер Грэхэм — почтенный английский гражданин.

— Ба! Но позавчера ночью он вломился в мой дом, на женскую половину.

— Широкая была дверь, если в нее прошло его брюхо.

— Когда я пожелал от него услышать, откуда он и как сюда попал, он насказал мне тысячу лживых вещей и утомил меня многословием. Не помню его слов… Они не стоят быть записанными даже на песке пустыни. Он говорил о каких-то наглых проделках в городе по имени Рим; как они были обокрадены дерзкими людьми из другого города, по имени Неаполь, и как потом кади этого города арестовал их за дерзкие проделки, но был весьма разочарован, не найдя у них в кармане денег. В конце он рассказал, что предложил кади обокрасть самих воров и отдать кади все деньги, если тот обещает ему покровительство. Но какое это имеет отношение к тому, что он ворвался ночью на женскую половину моего дома? Прошу тебя, скажи мне, какая тут связь?

Француз взглянул на толстого англичанина и метнул хитрый, лисий взгляд на Башира. Одно мне было ясно. Этим взглядом он оценил положение и в одно мгновение сообразил то, для чего толстому англичанину понадобились десятки часов. Он оценил любопытство Башира и его жестокость. Он сообразил, как можно сыграть на первом его качестве. Снова я подумал, что у этих двух образованных европейцев должны быть друзья, что они их ищут и рано или поздно найдут. В самом деле, разве они не говорили о третьем лице, называя его профессором? Да, все эти мысли промелькнули в полминуты. На вопрос Башира француз ответил: