Тысяча жизней

Вдобавок – отчаянное отсутствие драматического действия, невыносимая серьезность персонажа, чья интроспекция весьма мало кинематографична, плоская, почти платоническая любовная история, полная и великолепная герметичность текста, должно быть, очень умного, ибо темного и невыносимо скучного, подорвали мой изначальный энтузиазм. Никогда еще съемки не были мне настолько в тягость.

«Модерато кантабиле» казался мне еще более нудным, чем весь французский учительский состав, пытавшийся омрачить мое детство. Строгость Питера Брука подходила мне плохо, а сложности Маргерит Дюрас доводили до ручки.

На съемочной площадке установилась чопорная атмосфера смешного интеллектуализма. И скверный французский режиссера нашему общению не способствовал. Случалось, он спрашивал меня, понимаю ли я мои реплики, как будто просил перевести их на английский, потому что сам не понимал. Он двигался ощупью, симулируя мастерство, что мне не нравилось, ибо я вообще не очень люблю лицемеров с претензиями. Подверженный сомнениям, он не боялся изводить нас, множа дубли до изнеможения.

Однажды ночью, когда мы все еще блуждаем впотьмах, я не выдерживаю. Я совершенно не постигаю замысла Питера Брука, да и его самого, и, предчувствуя, что мы проторчим здесь до завтрака, заявляю, что иду спать. Он бросает мне недовольным тоном: «Как это вы идете спать? Вы, боксер?» На что я отвечаю ему со спокойствием, похожим на дремоту: «Да, когда поединки были слишком тяжелыми, я уходил с ринга».

С этой ассоциацией неврастеников я совсем унываю и уже почти жалею о веселом итальянском кино, хотя расстался с ним с легким сердцем, замученный ностальгией. Успех «На последнем дыхании» пересек границы и достиг Рима, откуда меня стали приглашать. Ради верности своим юношеским устремлениям и памяти о нашем путешествии на «Фрегате» с Марьелем я снялся у нескольких итальянских режиссеров. Пресса Сапожка[31] прозвала меня il Bruto, что я спонтанно и неверно перевел как la Brute – животное; прозвище показалось мне неподходящим, но забавным. Узнав, что это значит «урод», я перестал смеяться.

Итальянские журналисты ловили кайф от дуэтов, которые я, образина, составлял с величайшими звездами, ослепительными и опасными красавицами, неукротимыми тигрицами, такими, как Джина Лоллобриджида, Клаудия Кардинале, Софи Лорен, Паскаль Пети.

В сравнении с Францией итальянская кинематографическая среда сияет тысячей огней и блесток. Актрисы здесь ведут себя как дивы, раскатывают в «роллс-ройсах», пьют шампанское, будто оно течет из крана, и носят красные плащи, возбуждая неистовых папарацци.

Поначалу мне не очень комфортно среди этой мишуры. Но я сумел поладить со своими партнершами, шутя с ними. Над Софи Лорен, пользующейся властью, которую имеет ее супруг, продюсер фильма Карло Понти, я немного посмеиваюсь с милой игрой слов в духе: «Вы не получите Эльзас и Лотарингию[32]».

Съемки «Чочары» позволили мне пообщаться с великим Витторио де Сика. И больше всего меня впечатлил апломб commendatore[33]. Многоженец, не скрывающий этого, представляющий нам свою официальную семью в один уик-энд и побочную в другой, он также способен заснуть во время съемок ключевой сцены объяснения в любви, проснуться через полчаса, в которые никто не смел пошевелить и пальцем, и сказать: «Стоп! Perfetto![34]».

Еще больше я забавляюсь, играя молодого крестьянина в паре с Клаудией Кардинале в фильме «Ла Вьячча», поставленном очаровательным Марио Болоньини. Он мне нравится своим чувством прекрасного, поэзии и мягкостью, исходящей от него.

Сначала я не соглашался на эту роль, потому что хотел передохнуть, взять паузу, снявшись в четырех фильмах за год. Я женился, но так и не успел съездить с Элоди в свадебное путешествие. Время пришло.

Вернувшись в Париж, я захожу в продюсерскую компанию, чтобы уладить дела и подтвердить мой отказ. Какой-то тип сидит на стуле и ждет меня. Он пытается убедить меня согласиться на съемки в «Ла Вьячча». На каждый его довод я отвечаю твердо: «Нет, я не могу». Но в какой-то момент мой собеседник, очень в себе уверенный, кладет на стол чемоданчик, полный банкнот. Я смотрю на эти деньжищи, несколько секунд раздумываю, говорю себе, что наши каникулы можно и отложить, они станут от этого только более заслуженными и… комфортными. И я соглашаюсь на это предложение с гонораром в звонкой монете.

На съемках с Клаудией Кардинале, чей темперамент недалек от моего, я чувствую себя как рыба в воде. Она отвечает на мои шутки дивным смехом, низким, хрипловатым и очень заразительным; мы впадаем в детство с несравненным удовольствием. Этот фильм занял особое место в моем сердце. В конечном счете я пожалел, что едва не упустил его.