Тысяча журавлей. Антология японской классической литературы VIII—XIX вв.

О, я представляю себе, что сейчас творится на сердце у твоей матери! Мы с тобой эти дни так подружились в дороге. Да, я хочу спасти тебе жизнь. Если б только на доброе имя моей юной госпожи не упало позорное пятно, я была бы готова сказать, что ты мой сын, что ты ее молочный брат, лишь бы спасти тебе жизнь. Ну, отчего ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь в свое оправдание!

Из глубины души,
Из самых недр
Тоскующего сердца
Льются слезы
Несчастной матери.
Ее рыданья
Как будто умоляют всех понять,
Что перед ними - сын...
Что перед сыном - мать...
Но мудрено им догадаться!

И Санкити Дикарь
Пытливо смотрит
В лицо несчастной матери — и вновь
К земле глаза он опускает... Слезы
Ему сжимают горло...
Он молчит...
И наконец:

— Послушай, госпожа кормилица! Я один, один пустился на это позорное воровство. Да и чего же ждать от простого мальчишки-погонщика?

Я никого не стыжусь. Но перед тобой мне стыдно. Вот ты спрашиваешь меня: не ради ли моего отца я украл? Жестокие слова! Поверь, будь у меня отец, не пришлось бы мне лошадей гонять. Но я не знаю, есть ли у меня отец. Хоть краем глаза взглянуть бы на него!

Правда, есть у меня мать, но она боязлива, как все женщины... И она служит в знатном доме. Мы теперь чужие друг другу.

К чему мне оправдываться? Все равно: теперь я заслужил кличку «вор»! Меня опозорили перед целым светом.

Я никогда не посмею взглянуть в глаза моему отцу! Я молю, убейте меня! Скорее убейте меня!

Когда ты так говоришь со мной и жалеешь меня, я теряю мужество. Еще немного — и я не захочу умирать.

Отойди от меня. Вернись в гостиницу для знатных людей. Я не хочу больше видеть твоего лица!..

Он прижимает оба рукава
К своим глазам
И плачет...
Сколько силы
В его мятежном сердце!..

Сигэнои
Совсем теряет разум:
— Умоляю!
О, будьте милосердны!
Пощадите
Воришку... мальчика!..
Я, Сигэнои,
Готова жизнью поручиться
За этого несчастного ребенка!

Она рыдает в голос,
Позабыв,
Что самурай смотрят на нее
И слушают...
Она ломает руки
И падает без сил
Ничком на землю...
Тут старший из вассалов — Хонда
Ядзаэмон — выходит из дверей:
— Мне доложили
О происшествии!
И я постановляю:

Поскольку украденная вещь была возвращена, а главное, поскольку мы находимся в пути — следовательно, в чужих владениях, — считать, что столь ничтожное дело не требует судебного разбирательства.

Дарую жизнь тебе.
Вставай — и уходи! —
Он поднимает Санкити с земли
И ставит на ноги.
Но дикий мальчуган
По-прежнему глубоко безутешен:
— Так опозорить
И потом простить?

Как же мне жить теперь? Нет-нет, если у тебя в сердце есть сострадание, вели казнить меня! А лучше — убей меня сам, своим мечом!

Он снова падает на землю.
Старый Хонда
Разгневан.

— Ах ты, маленький наглец! Ни в старых, ни в новых законах — нигде не сказано, чтобы карали смертью за такой ничтожный проступок.

Вставай, ну! И проваливай отсюда!