Тысячекратная Мысль

То, что он сделал, было совершенно. Старик из Гима не ошибся. Флот Завета мог объявиться здесь в любой день, и адепты Гнозиса так легко эту войну не отдадут. Нужно закончить до их появления. Все должно стать неотвратимым. Если они не примут участия в деле, они не смогут решительно выдвигать свои требования. «Твой отец просил меня передать тебе, – сказал тогда слепой отшельник, – что в Киудее есть только одно дерево…»

Вопрос в том, сумеют ли Люди Бивня победить без него.

– Никто! – вскричал он, словно выстрелил из арбалета. – Никто из вас не пришел ради самого Шайме, ибо вы люди, а сердца людей не просты. – Он переводил взгляд с одного лица на другое, призывая их узреть очевидное. – Наши страсти – трясина, и поскольку нам не хватает слов, чтобы назвать их, мы делаем вид, будто наши слова и есть истинные страсти. Мы меряем все нашими жалкими схемами. Мы проклинаем сложное и приветствуем подделку. Чего человек не отдал бы за простую душу, чтобы любить без обвинений, действовать без промедления, вести без сомнений?

Он увидел, как искра понимания сверкнула в тысячах глаз.

– Но такой души нет.

Говорить – как дергать за струны лютню чужой души. Говорить выразительно, с точными интонациями – играть сразу на всех струнах. Он давно научился говорить, не останавливаясь на значении слов, пробуждая страсти одним только голосом.

– Воистину, тут мы сталкиваемся с противоречием. Мы считаем это наказанием, препятствием, врагом, которого надо одолеть, а на самом деле это квинтэссенция наших душ. Подумайте о своей жизни. Хоть одно ваше побуждение было чистым? Когда-нибудь? Или это еще одна ложь, успокаивающая ваше ненасытное тщеславие? Подумайте! Есть ли хоть что-то, что вы сделали из любви к Богу?

Снова молчание, пристыженное и согласное.

– Нет. Нет ничего простого в ваших сердцах. Даже ваша любовь ко мне приправлена страхом, настороженностью, сомнением… Верджау боится, что утратит мое благоволение, потому что я трижды посмотрел на Гайямакри. Готиан отчаивается, потому что стремится отмыть всю свою жизнь. – Громогласный хохот. – Тени борьбы чернят ваши лица! Борьба. Значит ли это, что вы нечисты, нечестивы или недостойны? – Последнее слово прогремело как обвинение. – Или это значит, что вы просто люди?

В тишине прошумел ветер, и людские запахи заполнили его ноздри – горькая вонь гнилых зубов, смрад подмышек и немытых задов, приправленные бальзамом, апельсином и жасмином. И на мгновение ему показалось, что он стоит в огромном кругу обезьян, горбатых и грязных, глядящих на него темными тупыми глазами. Затем он увидел другой круг, совершенно иной. Там Люди Бивня стояли так, как сейчас, только спиной к нему, обратив взгляды наружу, а он был в их темном сердце – незримый и неразгаданный.

Он знал их заклинания. Знал слова, которые могли сжечь их, обрушить их укрепления. Что еще важнее, он знал слова, управляющие ими из тьмы предвечной. Он мог говорить так, чтобы человек разрыдался или перерезал себе горло. Что это значит – использовать людей как орудия? И имеет ли это значение, если ими управляют во имя Бога?

Есть только одна цель.

– Нет ничего глубже, – сказал он с неожиданной, почти виноватой грустью. – Нет никакой скрытой чистоты, лежащей во тьме нашей души. Мы – легион внутри и вне ее. Даже наш Бог есть Бог враждующих богов. Мы есть борьба – до самого нашего дна. Мы есть война.

Возвышавшийся над головами своих диких соплеменников гигант Ялгрота с всклокоченными влажными волосами воздел к небу окровавленный топор и взвыл. Через мгновение воздух задрожал от воплей и оружие засверкало на склонах холмов. Куда бы ни посмотрел Келлхус, он видел острые лезвия, стиснутые зубы, сжатые кулаки и выпученные глаза. Даже Эсменет смахивала слезы с накрашенных глаз. Только Ахкеймион не участвовал в спектакле…

– В Книге Песней, – продолжал Келлхус, – говорится: «Война есть сердце без имен». Или подумайте о словах Протата: «Война там, где изо рта малых вынули кляп». Почему вы считаете, что нашу единственную истинную простоту, наш единственный мир мы найдем лишь на поле битвы? Удар отражен. Удар нанесен. Хор ревущих голосов. Чудовищный танец. Маятник ужаса и восторга. Разве вы не видите? Война – проявление нашей души. К ней мы призваны, в ней закалены, в ней мы горим так ярко.

Он держал Священное воинство в кулаке своих целей. Ортодоксы почти растворились пред ликом его божественности. Его Госпожа, его Эсменет заставила замолкнуть последних несогласных. Конфас и скюльвенд сброшены с игровой доски…

Только Ахкеймион все еще осмеливается смотреть на него с опаской.

– Завтра вы пойдете на бой с еще одним нечестивым народом. Завтра вы избавите дом моего брата от их похотливой ярости. – Он посмотрел прямо на Нерсея Пройаса. – Завтра ты поднимешь меч на Шайме! И я, Пророк войны, стану твоей наградой!

Месяцами он обучал их понимать сигналы и реагировать не осознавая. Когда надо говорить, а когда молчать. Когда закричать, а когда затаить дыхание.